Поцелуй. Иллюстрация из графического романа М. Эрнста „Неделя доброты“ (1934).
Легко понять, что когда маленькая комнатка наполнится дыханием и испарениями юных дев, пары станут постоянно через горлышко реторты проходить внутрь сосуда и там, под воздействием окружающего реторту прохладного воздуха, они сконденсируются в очень чистую воду, то есть в настойку самых восхитительных свойств, которую с полным правом можно назвать настоящим Эликсиром жизни». Речь идет всего лишь о дыхании и испарениях тел. Что уж говорить о кровавой настойке!
По мнению Х.Д. Ли, вампиризм не просто переворачивает с ног на голову относительное положение субъекта и объекта, но разрушает или уничтожает обычные способы отличить одно «я» от другого. Страх потерять себя угнетает Лору, атакуемую Кармиллой, и женщин, преследуемых Дракулой. Возможно, героини и берегут свое «я», мы же заметим следующее: «я» самого вампира сомнений уже не вызывает. Кроме нововведений по части «вампирского этикета», произведения Ле Фаню и Стокера фокусируют внимание на межличностных отношениях, и вампирское «зло» (кавычки Ли) проявляется не в охоте за кровью жертвы, а в подчинении или разрушении ее индивидуальности.
С. Пшибышевский в романе «Синагога Сатаны» (1897) попытался объяснить феномен женщины-кровопийцы традиционными клише об ее униженном и забитом положении. «Порабощенная мужчиной, отвергнутая Церковью, презираемая даже Богом, который создал ее из кривого ребра Адама, женщина была совершенным зверем». Постоянно растущая жажда наслаждения и малокровие заставляли ее кидаться на мужчин и выпивать кровь детей[92]. Странно, что современная культура не развила эту мысль, предпочтя женщине неизменно влюбленного графа Дракулу.
Видимо, гипотеза Пшибышевского не прижилась из- за того, что она допускала реальность женских преступлений, пусть и оправданных в глазах потомков. В наше время эти преступления считаются плодом выдумки мужчин. Естественно, мужской выдумке тоже нашлись исторические обоснования. Например, страх перед венерическими заболеваниями. Тут очень пригодились хождения Стокера по притонам. По Л. Дроумеру, превращение умирающей Люси в вампира символизирует связь между сексуальной активностью и смертью: «В гробу лежала Люси, но такой она могла нам привидеться лишь в страшном сне: острые зубы, окровавленные, сладострастные губы, на которые без содроганья невозможно было смотреть, — мертвое, бездушное существо, дьявольская насмешка над чистотой и непорочностью Люси». Когда вампир будет признан живым человеком, бедняжку Люси наделят не предсмертной, а прижизненной похотливостью, как в фильме Копполы или в сериале «Дракула» (с 2013 г.), где она соблазняет Харкера и не прочь переспать с Миной.
Фрейдист Э. Джонс приложил старую идею Ранфта и Свитена о меланхолии к тоске жены по умершему мужу и мужа — по жене. Эта тоска проецируется в различных визитеров с того света, включая и вампира. Неудовлетворенное либидо правит бал, воплощаясь то в мечту об истинной любви, то в эротические сновидения, то в боязнь сексуального насилия (при наличии чувства вины перед мертвецом).
Самая известная фрейдистская гипотеза базируется на североамериканском мифе о зубастой вагине. Этот вампирский рот, поначалу манящий обещанием розовой мягкой плоти, а затем обнажающий острые клыки, норовит не только высосать мужскую энергию, но и лишить мужчину его человеческого «я». Да-да, того самого. А вот графиня из фильма Франко действовала обыкновенными зубами.
* * *В мифах и, возможно, в сказаниях об античных «вампиршах» кровь изредка подменяла семя, но в восточноевропейском фольклоре эта ее функция значения не имеет хотя бы потому, что кровь там пьет в основном мужчина. Средневековые инкубы и суккубы не испытывали тяги к крови, а большинство кровопийц древности не отличались сексуальной активностью. Вампир XVIII в. приходил к своей вдове, так как предпочитал родственников, и преследовал девушек оттого, что обожал молодую кровь. Но в условиях начавшегося очеловечивания он приобрел ранг мужа и любовника и даже обзавелся детьми, хотя красавцем не сделался.
На протяжении всего XIX столетия вампир продолжал ухаживать за девушками, чтобы пить их кровь. Обретя физическую красоту и светский лоск, он стал представляться не столько кровопийцей, сколько лидером, подавляющим чужое «я». В связи с этим мы могли бы ревизовать древнюю идею о подчинении души через кровь, но скорее вампир, как обычно, маскировался и потому выдавал себя за человека, нуждающегося в близости. Ну а жертва, теряя кровь, начала испытывать наслаждение сродни сексуальному.
Одно время кровь и секс были неотделимы друг от друга. Тем историческим деятелям, кто подозревался в вампиризме, сразу же выносилась фрейдистская оценка. Чаша сия не миновала даже Влада Цепеша с его мнимой импотенцией. Маньяк XX столетия, насилуя своих жертв в извращенной форме, пытался пить их кровь, хотя его тошнило от нее, как и зрителя от изобилия бутафорской крови в кино. Порнофильмы должны были возбуждать не кровожадность, а совсем другие инстинкты.
Приоритеты менялись. Оставшись сексуально привлекательным, вампир переключился на чувства, и кровь мгновенно утратила ведущие позиции. Добрый вампир и вовсе ее отверг. В вопроснике Каплана ничего не сказано о реакции больного на кровь, зато возведено в догму влечение к противоположному полу. В современных интерпретациях вампира-любовника кровь практически отсутствует, а в драмах о Дракуле и в мелодрамах о вампирах ее роль условна. Имидж «душки» от крови не зависит. Вампир отличается от окружающих не потому, что пьет кровь, а потому, что превосходит их физически, психологически, морально. Он не просто человек, он — сверхчеловек.
В повседневности кровь может употребляться для укрепления привязанности между любящими. Таково было ее назначение и в древних обрядах. Но только в них участвовали родственники, друзья, заговорщики, жених и невеста, а теперь на месте людей очутились вампиры.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
итатель наверняка упрекает автора за чрезмерное внимание к питию крови, а участники «бунта против крови» возмущены тем, что выводы, касающиеся вампира, базируются на потребности, изначально ему не свойственной. Но меня волнует именно кровопийца. Кровь делает вампира вампиром. Без нее он не обрел бы популярности и к настоящему времени, скорее всего, был бы забыт или слился бы с другими персонажами. Отнимите у него кровь, и он обратится в привидение, «ходячего» покойника, душителя, разносчика болезней и т. п. Подобным существам я посвятил предыдущие книги серии «Мир неведомого», так что за соответствующими выводами можно обратиться туда.
Думаю, из резюме к третьему разделу многие вынесли заключение о склонности автора… как бы помягче выразиться… к духовидению. Панибратски рассуждает о некоем духе, как будто тот может существовать вне пределов человеческого воображения! Что ж, я действительно верю в дух, морочащий людям голову. Но для анализа эволюционного развития вампира моя вера роли не играет. Дух
