– А Керлинг придет? – Ири выглянул из двери, бросив взгляд на маленький домик через тропинку. Рядом с ним из земли торчали столбы, судя по всему, это должен был быть сарай, но он оказался не достроен. За забором раскинулся небольшой садик, где росли ревень и лук-порей.
Инге покачала головой:
– Нет. – Она вытащила из-под стола скамейку и, усадив Фиске, принялась расчесывать его волосы, а затем собрав их в пучок на затылке и скрепив кожаной лентой, стала вытаскивать отдельные пряди, заплетая их в косички. – Аска, ты можешь причесать Ири? – Она кивнула в его сторону, и я крепко сжала кожаный ремень.
Брат сел, а я встала у него за спиной и коснулась его волос. Он не смотрел на меня, но не вздрогнул от моего прикосновения. В это мгновение мне показалось, что я вот-вот расплачусь.
– А ты умеешь? – спросил Халвард, сидевший на полу.
Инге расхохоталась:
– У нее ведь есть волосы, правда?
– Когда-то я заплетала косы брату, – ответила я. У меня перехватило дыхание.
Инге и Халвард уставились на меня. Ири напрягся, распрямив спину.
– И что с ним случилось? – осторожно спросил Халвард.
– Халвард, – одернула его Инге и нахмурилась.
Я разделила волосы на три части.
– Он мертв, – спокойно ответила я.
Халвард притих.
Я убрала толстые вьющиеся пряди с его лица, заплела тонкие косички и закрепила их. Я всегда так заплетала волосы Ири, а затем он делал то же самое для меня. Эти воспоминания давались мне нелегко.
Ири смеется, сидя около нашего очага.
Ири в снегу истекает кровью.
Я моргнула. Фиске сел напротив Ири и, подперев голову локтями, смотрел на меня так, будто читал воспоминания, мелькающие в моей памяти.
Я отвела взгляд, провела ладонями по плечам Ири, и косички рассыпались по его спине. Он встал и, взяв со стола жилет, надел его поверх своей праздничной рубашки. Юноша избегал взглядов в мою сторону. Когда я затянула ремни по бокам, его взгляд казался вымученным, но на лице застыла решимость.
Затягивая ремни вокруг его плотного торса, я вспоминала, как то же самое делала в полумраке отцовского шатра перед сражением пять лет назад. А несколько часов спустя Ири исчез из нашей жизни.
Одевшись, он взял со стола круглый и плоский черный камень и потер большой палец о его поверхность, на которой были высечены наполовину стершиеся буквы. Некоторое время он смотрел на него, а затем спрятал за пазуху.
– А ты неплохо поработала. – Инге помогала Фиске затянуть броню. – Доспехи стали гораздо чище, чем раньше.
Услышав ее слова, я пожалела, что вообще взялась за эту работу.
Когда мужчины оделись, Инге внимательно оглядела их со всех сторон.
Халвард с сонным видом по-прежнему сидел на полу.
– А когда мне надо будет идти сражаться?
– Никогда. – Ири слегка улыбнулся.
Через пять лет он станет достаточно взрослым. Но юным воинам разрешали лишь добивать раненых на поле боя. И лишь десять лет спустя ему разрешат участвовать в настоящем сражении.
Инге протянула мне сверток, перевязанный бечевкой.
– Вот.
Я не взяла его.
Она недоуменно поморщилась:
– Это платье.
– Для чего? – Я уставилась на сверток.
– Для Адалгилди. – Халвард встал и раскрыл сверток. Это было простое черное шерстяное платье с длинными рукавами и длинной пышной юбкой. Маленькие белые пуговицы простой аккуратной линией спускались от шеи вниз.
Я проглотила ком в горле, покачав головой.
– Нет.
– Но ты не можешь остаться в этом. – Инге уставилась на мою рубашку, жилет и штаны. В этой одежде я сражалась.
– Я не пойду.
Ее голос стал суровым.
– Я не спрашиваю.
Я взглянула на Ири, но он смотрел на Фиске.
У меня все перевернулось внутри, во рту пересохло. Я не могла пойти на торжество Рики. Особенно если там будут славить их воинов. Сигру это не понравится.
– Она оскорбит своего бога. – Ири озвучил мои мысли.
– Все рабы идут. Ты будешь прислуживать. И ты не можешь появиться в ритуальном доме в таком виде.
Я попятилась.
– Нет.
– Аска. – Громовой голос Фиске разнесся по комнате, он гневно уставился на меня, и я вздрогнула.
Остальные тоже не сводили с меня глаз. У Халварда отвисла челюсть. Кровь отлила от моего лица.
Фиске стиснул ладонями пояс, выпятив грудь под праздничной рубашкой.
– Ты пойдешь на торжество. Ты станешь прислуживать. И наденешь платье.
Я заскрипела зубами, чувствуя, как закипает от ярости моя душа. Потому что мне было плевать на ошейник. Я не стала их рабыней.
– А если я не стану этого делать? – Я с вызовом уставилась на него, мои ноздри раздувались.
Он уперся в меня холодным жестким взглядом, и я прочитала ответ: я буду наказана. Им. А если он не накажет меня за дерзкое неповиновение, Инге поймет, что здесь что-то не так. А следом за ней и остальные Рики.
У него за спиной Ири напряженно смотрел на меня. Его взгляд молил меня повиноваться.
Я скомкала платье в потных руках и, с трудом проглотив ком в горле, полезла на чердак.
Инге смотрела мне вслед.
– Я же говорила тебе, – прошептала она. – У нее огонь в крови, Фиске.
Стянув с себя одежду, я бросила ее на тюфяк и принялась натягивать платье. Я не носила платья с начала сезона сражений, когда наш клан посылал воинов на битву с врагом. Застегнув пуговицы и завязав пояс, я аккуратно расправила одеяние. Шея оказалась открытой, и ошейник бросался в глаза.
Я с презрительной усмешкой оглядела свой наряд. По крайней мере, тепло.
Когда я снова спустилась по лестнице, придерживая подол, Ири и Фиске уже ушли, а Руна скручивала кедровые гирлянды в кольца и опускала друг на друга. Она ласково улыбнулась мне.
– Руна, сделай что-нибудь с ее волосами, – сказала Инге и поднялась на чердак.
Девушка отложила гирлянды и подошла к столу. Прежде чем сесть, я одарила ее мрачным взглядом. И стоило ей прикоснуться ко мне, как все мое тело сковало напряжение. Я закрыла глаза, чувствуя ее ладони в своих волосах, ее гибкие пальцы вытягивали мои непослушные пряди, расплетая старые спутавшиеся косички. Расчесывая волосы, она держала в ладонях концы прядей и проходилась по ним щеткой, а я не мигая смотрела на огонь.
Когда она замерла, я взглянула на нее. Она смотрела на короткий завиток с правой стороны, коротко подрезанный у меня над ухом.
– Это прическа женщин Аска? – спросила она.
Я машинально разгладила завиток.
Девушка взбивала пряди, пока они не сделались плотными и густыми у корней, а затем она принялась плести косички, начиная с левого уха, забирая пряди с затылка. Ее движения были неторопливыми и четкими, и она