Стоит крысинам начать плодиться, как вот эта матка, они могут произвести на свет десять-двадцать детенышей в день на протяжении периода от недели до месяца, в зависимости от кормовой базы. Чем больше рождается молодняка, тем тоньше становятся стены мира, тем ближе появление брандашмыгов.
— Первое, что нам нужно сделать, — сказал он полковнику Сандерсон, — это немедленно убить матку. Затем вы установите на станции карантин и отправите партии волонтеров истреблять крысин, чтобы они не смогли вывести другую матку, или превратиться в нее, или черт его знает, как там это у них работает, я понятия не имею. Это гнездо придется вычищать огнем, с другими попробуем разобраться мы с Мангустом. Только огонь, полковник Сандерсон. Личинкам глубоко наплевать на вакуум.
Полковник могла бы отчитать его за некорректную речь; она этого не сделала. Просто кивнула и спросила:
— Как мы убьем матку?
— Да уж, вот это вопрос, — промолвил Иризарри.
Мангуст издала резкий щелкающий звук, что у нее означало: «Иризарри!»
— Нет, — отрезал Иризарри. — Мангуст, не смей…
Но она не обратила на запрет никакого внимания. Мангуст не могла больше терпеть и ждать, пока Иризарри завершит странные взаимодействия с представителями своего рода. Она была Рикки-Тикки-Тави, а матка — Нагайной. и Мангуст знала, что должно произойти. На ходу меняя фазу, она катапультировалась с его плеча; Иризарри теперь уже никак не мог отозвать ее назад, потому что связь между ними прервалась. Не прошло и секунды, а он уже не знал где Мангуст.
— Вы умеете обращаться с этой штуковиной? — спросил он полковника Сандерсон, показывая на ее пистолет.
— Вполне, — ответила она, и брови ее снова полезли на лоб. — Только, простите, разве не для этого предназначены чеширы?
— Они хороши против крысин, само собой. Но… полковник, вы когда-нибудь видели матку?
По всей яме заверещали личинки, им тут же хором ответили соседи. Мангуст взялась за дело.
— Нет, — покачала головой Сандерсон, не сводя глаз с того места, где горбилась, неуклюже барахталась и, наконец, встала матка, стряхнув с себя полупрозрачных детенышей и загрызенных личинок. — О боже!..
Описать крысину невозможно. Нельзя даже смотреть на нее дольше нескольких секунд кряду, тут же начинается мигрень. Эти разбойники — просто неясные кляксы теней. Матка же, массивная, защищенная броней, не обладала никакими характерными особенностями, за исключением омерзительной слюноточивой заостренной пасти. Иризарри не знал, есть ли у нее глаза и нужны ли они ей.
— Она может ее убить, — сказал он, — но только если доберется до ее нижней части. В противном случае нам придется ждать до тех пор, пока матка полностью развернется, и…
Он содрогнулся.
— Мне повезет, если удастся найти хоть какие-то ее останки для похорон. Итак, сейчас мы, полковник, сделаем вот что: нам надо изрядно разозлить эту тварь, чтобы дать Мангусту шанс. Или же…
Тут он подумал, что вообще-то это не входило в служебные обязанности полковника Сандерсон.
— Если вы одолжите мне пистолет, вам не обязательно здесь оставаться.
Она посмотрела на него очень яркими темными глазами, потом перевела взгляд на матку, которая медленно поводила бесформенной головой туда-сюда, пытаясь выследить Мангуста.
— Даже не мечтайте, господин Иризарри, — сухо отрезала она. — Говорите, куда целиться.
— Стрельба не может ей навредить, — предупредил Иризарри, и Сандерсон кивнула в ответ.
Хотя она не поверила, пока не выстрелила, а матка даже не заметила этого. Но Сандерсон не сдавалась. Сжав губы, она устроилась поудобней и снова выстрелила, целясь матке в лапы, как велел Иризарри. Лапы как таковые у нее уязвимыми не назовешь, зато они чувствительны — выстрел в лапы для нее гораздо серьезней, чем выстрел в голову для человека. Но, даже несмотря на это, чудовище по-прежнему полностью сосредоточилось на Мангусте, которая гоняла верещащих личинок по всей окружности логова, и, чтобы оно наконец повернуло башку к людям, пришлось пальнуть еще раза три, целясь в то же самое место поблизости от передней лапы.
Матка взвыла:
— Уаааурррргггг!
На Иризарри и Сандерсон хлынул рой крысин-подростков.
— Ох, черт! — выругался Иризарри. — Постарайтесь их не убить.
— Прошу прощения, постараться не убить — кого?
— Если мы перебьем слишком много молодняка, матка решит, что мы скорее представляем собой угрозу, чем досадную неприятность. Тогда она свернется в шар, и у нас появится шанс разделаться с ней, только когда она вновь выпрямится. А к этому времени здесь наплодится куда больше крысин.
— И вполне возможно, появится брандашмыг, — закончила Сандерсон.
Она смахнула наполовину материализовавшуюся крысину, пытавшуюся обернуться вокруг разогревшегося пистолета.
— Если мы достаточно долго простоим неподвижно, — проговорил Иризарри, — они могут высосать из нас столько тепла, что нам грозит переохлаждение. Но они не кусаются, пока маленькие. Когда-то я знавал одного чеширмена, который божился, что они питаются, забираясь в пузо матки, где лакают то, что она переваривает. Я все же надеюсь, что это неправда. Давайте, цельтесь ей в лапы.
— Будет сделано.
Иризарри не мог не признать: Сандерсон тверда как ската. Он стряхивал крысин-подростков с них обоих. Мангуст в темноте продолжаю резню, а Сандерсон, раз найдя цель, палила точно и размеренно. Она не промахивалась, не пыталась мудрить. Только сквозь зубы заметила через некоторое время:
— Знаете, батарея моего пистолета не вечна.
— Знаю, — отвечал Ириззари. — Но вы хорошо стреляете. Действенно.
— Откуда вы знаете?
— Она злится.
— Откуда вы знаете?
— По ее воплям.
Матка-крысина перешла от рыка «уооааауррррргг» к гортанным угрожающим крикам и пронзительному визге.
— Она нам грозит. Продолжайте стрелять.
— Хорошо, — кивнула Сандерсон.
Иризарри смахнул очередную парочку крысиного молодняка с ее головы. И пытался не думать, отчего взрослые крысины не явились на помощь матке, попавшей в беду? Как далеко они разбежались по станции «Кадат»? Насколько большую территорию они уже считают своими охотничьими угодьями и не пришло ли время для второй матки? Скверные вопросы. Все как один.
— Люди в последнее время не исчезали? — спросил он у Сандерсон.
Она не взглянула на него и ответила не сразу:
