Небрасец отложил книгу; все равно читать было трудно при слабом свете люстры. Он выключил ее и снова лег.
Глядя в темноту, он размышлял над странным титулом Ан-уата — «Открыватель севера». «Пожирательница теней» и «Владыка царства» — это более или менее понятно. Ну то есть с владыкой становится понятно после Шмитовского пояснения, что речь о царстве мертвых. (Оттого, наверное, ему и приснился некрополь.) Почему тогда Шмит никак не пояснил «Открывателя севера»? Да потому, видимо, что сам толком не понял. Рассуждая логически, открыватель — это тот, кто первым прошел в некоем направлении, проложил маршрут; тот (или та), за кем пойдут другие. Нил тек с юга на север, поэтому Ан-уата могли считать богом, который проложил египтянам путь в Средиземноморье. Да и сам он недавно вообразил Ан-уата в ладье — потому что есть Нил земной и есть небесный. (Млечный Путь?..) Потому что он знал: египтяне верили в божественный аналог Нила, по которому плывет ладья бога солнца Ра. Не говоря уж о том, что Млечный Путь и есть — в самом буквальном смысле — космическая река, где солнце…
Шакал разжал челюсти, отпустил труп, который волок за собой, закашлялся, и его вырвало падалью, кишащей червями. Небрасец подобрал камень, осыпавшийся с одной из гробниц, швырнул что есть сил и попал шакалу под ухо.
Тот поднялся на задние лапы, и хотя морда его оставалась звериной, глаза были человечьими.
— Это тебе, — сказал он, тыча лапой в извергнутое. — Отведай — и приди ко мне.
Небрасец присел над блевотной массой и вытянул червяка. Тот был бледный, в прожилках и багряных мазках и пробуждал в нем совершенно незнакомое томление. Едва он положил его в рот, вкус червяка принес покой, здоровье, любовь и жажду чего-то, что он не мог назвать.
Из бесконечной дали приплыл голос Хона Тэкера:
— Мой вам совет, молодой человек: если железно не уверены, в кого стреляете, нечего и стрелять.
За первым червяком последовал второй, за ним и третий, один другого вкуснее.
— Мы тебя научим, — сказали ему червяки из его собственного рта. — Разве мы не пришли со звезд? И твоя тяга к ним пробудилась, землянин.
Голос Хопа Тэкера:
— Могильных червей, да?
— Приди ко мне.
Небрасец достал из ящика ключ. Было достаточно отпереть только ближайшую гробницу. Шакал показал на замок.
— А если он совсем оголодал — и на живого человека напрыгнет, и тому, значит, биться надо что есть мочи, не то капец.
Ключ царапнул по двери, нащупывая скважину.
— Приди ко мне, землянин. Приди быстрее.
К голосу старика добавился Сарин, слова переплелись и спутались. Она завизжала, и нарисованные на двери усыпальницы фигуры растаяли.
Ключ повернулся. Из усыпальницы вышел Тэкер.
— Джо, мальчик мой, Джо! — крикнул за его спиной отец. И ударил его палкой.
Из глубокой ссадины на голове потекла кровь, но Тэкер не обернулся.
— Деритесь, молодой человек! Вы должны с ним драться!
Кто-то включил свет. Небрасец отступил к кровати.
— Пап, не надо!!!
У Сары был большой мясницкий нож. Она вскинула его выше отцовской головы и с размаху опустила. Отец, развернувшись, поймал ее за руку, и небрасец увидел на его спине длинный порез. Нож упал на пол, и Сара тоже.
Небрасец схватил Тэкера за плечо:
— Это еще что такое?
— Это любовь, — сказал ему Тэкер. — Есть у вас такое слово. Это любовь, землянин.
Когда он говорил, между губами его не было видно языка; там извивались черви, а среди червей блестели звезды.
Изо всех сил небрасец ударил кулаком по этим губам. Голова Тэкера мотнулась назад; боль отдалась до плеча небрасца. Он снова размахнулся, теперь левой, но Тэкер поймал его руку так же, как Сарину. Небрасец попробовал отступить, вырваться. Старая высокая кровать подсекла его сзади под коленки.
Тэкер склонился над ним и разлепил окровавленные губы, в глазах его была такая боль, какой небрасец не видел никогда.
— Отвори мне, — произнес шакал.
— Да, — ответил небрасец. — Да, отворю.
Никогда раньше он не знал, что у него есть душа, но теперь почувствовал, как она подступает к горлу.
Глаза Тэкера закатились. Рот распахнулся, явив на мгновение клубок покрытых слизью щупалец. И неуклюже, будто пытаясь кувырнуться, Тэкер рухнул на кровать.
Секунду, показавшуюся очень долгой, его отец стоял над ним с трясущимися руками. Потом старик неуклюже отступил на шаг и тоже упал, с жутким треском ударившись головой об пол.
— Дедушка! — склонилась над ним Сара.
Небрасец поднялся. Из спины Тэкера торчала потертая коричневая ручка мясницкого ножа. Крови было на удивление немного, она стекала по гладкому старому дереву, и багровое пятно на простыне медленно расширялось.
— Помогите мне, мистер Купер. Его надо отвести в постель.
Небрасец кивнул и помог теперь уже единственному мистеру Тэкеру подняться на ноги.
— Как вы себя чувствуете?
— Неважно, — отозвался старик. — Совсем неважно.
Небрасец поднатужился и вскинул его на руки.
— Я могу отнести его, — сказал он Саре. — Только покажите, где его спальня.
— Обычно-то Джо оставался собой, почти всегда. — Стариковский голос звучал шепотом, слабым, далеким, как и в городе мертвых из сновидения. — Вот что вы должны понять. Почти всегда, ну а когда… когда он… те все равно были уже мертвые, понимаете? Ну или при смерти. Много он не навредил.
Небрасец кивнул.
Сара в застиранной белой ночнушке, похоже еще материнской, уже спешила, запинаясь, по коридору; ее душили рыдания.
— А тут приехали вы. Ну, он нас и заставил, Джо-то. Сказал, чтобы я болтал подольше и чтобы Сара пригласила вас на ужин.
— Вы рассказали мне эту историю, чтобы предупредить, — произнес небрасец, входя в спальню.
Старик слабо кивнул.
— Я еще радовался, как ловко придумал-то. Но это все правда, только не Крич там был и не Купер.
— Понимаю, — сказал небрасец, уложил старика на кровать и накрыл одеялом.
