– Я хочу познакомиться, папенька.
– Хорошо, хорошо, но у тебя столько теперь хлопот с приданым; я просил тетку Анну приехать к нам погостить и помочь тебе; мне думается, ты одна не справишься.
– Благодарю, папенька, я пока справляюсь…
– Денег у тебя довольно?
– Довольно.
– А ты не знаешь, какой я тебе свадебный подарок приготовил! Не скажу, до самого дня свадьбы не скажу! Кстати: вы не уговаривались еще о дне?
– Нет, я не видала Ивана Степановича с самого сговора. Помните, когда шипучее пили. С тех пор он у вас раз был, но меня дома тогда не было, а больше он и не являлся.
– Наверняка готовится к свадьбе! Дел-то поди не мало!
Они встали из-за стола. Павлов поблагодарил старика за любезность и просил позволения зайти на днях. Уходя, он крепко пожал руку Гани и тихо спросил ее:
– Мне кажется, вы несчастны, правда? Угадал я? Простите за откровенность.
Ганя потупила глаза и, хотя ничего не сказала, но душевные страдания ясно отразились на ее лице.
– Хотите, чтобы я помог вам, чем могу? – Голос Павлова звучал нежностью, совсем не вязавшеюся с его рослой, крупной фигурой.
– Да, – прошептала девушка.
– Благодарю вас за доверие. Мы поговорим с вами следующий раз. Я приду на завод и там мы увидимся.
– Спасибо, – проговорила девушка, сквозь слезы.
Надежды Гани росли с каждым днем. Николай Гаврилович разузнал по разным канцеляриям, что Куликов записался во временные петербургские второй гильдии купцы по паспорту орловского мещанина, 46 лет от роду. Никто из торгующих купцов и трактирщиков не знал Куликова и не мог сообщить о нем никаких сведений. Тогда Степанов послал в Орловскую мещанскую управу подробный запрос с просьбою в скорейшем времени сообщить все сведения об их мещанине Куликове. Ответа еще не было, но Степанов пошел дальше. Он обратился к градоначальнику с заявлением относительно трактира Куликова, сделавшегося резиденцией бродяг и душегубов, причем оргии и дебоши черной половины трактира наводят страх на всех обитателей заставы. Вследствие этого заявления был произведен внезапный обыск в трактире, и жалоба Степанова вполне подтвердилась. Местный пристав сочувственно выслушал рассказ Степанова о сватовстве содержателя «Красного кабачка» и со своей стороны обещал помощь.
Теперь появился новый союзник – Дмитрий Ильич Павлов, человек солидных лет, пользующийся общими симпатиями за свою безупречную подвижническую жизнь; его помощь может быть очень серьезна и важна, потому что авторитет Дмитрия Ильича с переходом в единоверие возрастет и в глазах старика Петухова.
Ганя последние дни окрепла, несколько поправилась и похорошела. Она стала даже смелее в обращении с отцом и самоувереннее в своих поступках. Сознание, что она не одна, что у нее есть поддержка, придавало ей бодрости. Но благотворнее всего на нее влияло исчезновение Куликова. У нее иногда рождалась смутная надежда, что, может быть, Куликов совсем отступился от нее.
– И в самом деле, – рассуждала она, – какой интерес ему связать свою жизнь с моей, когда я ему прямо говорила, что он мне противен, что я никогда не в состоянии его полюбить!.. Денег ему не нужно, он сам богат, а миллионов за мной он не получит… Ну, и бросил!..
Ганя только что накинула платок и собралась после обеда сходить на часок в контору, как за ней прибежала горничная.
– Агафья Тимофеевна, пожалуйте к папеньке, вас зовет, Иван Степанович приехал…
Если бы в этот момент на девушку вылили ушат холодной воды, то она меньше бы испугалась и взволновалась… Она оцепенела и застыла на месте.
– Приехал, приехал, – шептали ее губы… – О, боже!..
– Идите скорее, папенька ждут, – проговорила горничная и скрылась.
– Идти… Идти… да, надо идти… Иду… иду…
И нетвердою походкою она пошла в кабинет к отцу. Куликов при ее появлении встал, пошел навстречу и любезно поцеловал у нее руку. Гане показалось, что он изменился, осунулся и выглядел скромнее, чем обыкновенно… Впрочем, она плохо видела и соображала, когда встречалась со своим женихом… У нее отнимался язык, заволакивался туманом рассудок и парализовались все чувства. Один безотчетный страх, почти ужас поглощал ее…
– Ганя, – произнес старик, – Иван Степанович, оказывается, был болен, а мы и не знали! Кто это ходил справляться к нему?
– Болен? Да? Кто ходил? Куда ходил?..
– Да что ты, точно глухая; кого мы посылали к Ивану Степановичу?
– Кого посылали? Ах, да… Миша ходил, сказали дома нет…
– Оказывается, никого не было у него! У кого Миша справлялся?..
– Пустяки, Тимофей Тимофеевич, я и так благодарен вам за внимание, расскажите лучше, что у вас за это время было? Как поживала моя невеста? Готовится ли Агафья Тимофеевна к свадьбе?
– А это уж ваше дело, детки! Как хотите, так и готовьтесь.
– У меня теперь скандальная история с моим кабачком вышла.
– А мы слышали уже, – в один голос произнесли отец и дочь.
– От кого вы слышали?
– Дмитрий Ильич Павлов рассказывал, начетчик филипповцев.
Куликов сморщил лоб, как бы припоминая что-то.
– Нет, не имею понятия о таком начетчике. Так, изволите ли видеть, запечатали мой «кабачок». Буфетчик оказался сбытчиком краденых вещей… А я-то тут при чем?!
– Разумеется. Вам жаловаться следует.
– И буду жаловаться, непременно! Это все пристав здешний что-то недоволен мною. Убытки искать буду!
– Вам бы развязаться с заведением! Берите лучше в управление наш завод, дела по горло будет.
– Я уж думал об этом… Ищу покупателя. Закрыть не хочется, мне отделка тридцать тысяч обошлась с правами.
– Зачем же закрывать, найдутся охотники.
– Агафья Тимофеевна, а в самом деле, когда же наша свадьба? – обратился Куликов к девушке, которая сидела в стороне, не принимая участия в разговоре.
Вопрос Куликова заставил ее очнуться от забытья.
– Свадьба? Свадьба… Я еще не думала…
– Как не думали? О свадьбе не думали?
– О свадьбе-то я думала, только о дне не думала…
– Да, давайте, Ганюшка, скорее играть свадьбу. Вы позволите мне называть вас Ганюшкой?
– По-жа-луй-ста…
– Ну, вот! Так, Ганюшка, отложите вы свои затеи, давайте на будущей неделе под венец станем. А насчет приданого, если что не готово, можно и после кончить! Как вы, папенька, скажете? Правда, Ганюшка?..
– Моя хата с краю, я на все согласен, дело ваше, – добродушно произнес старик.
– Я… я… право… не знаю… так… скоро… – девушка с трудом произнесла слова, ее трясло, как в лихорадке.
– Вашу руку, Ганюшка, пройдемся на завод.
Ганя покорно встала, взяла Куликова под руку, и они вышли. Куликов чувствовал, как рука девушки дрожала.
– Послушайте, Агафья Тимофеевна, – начал Куликов, когда они шли по лестнице, – что это значит?
– Что такое?
– Вы как будто намереваетесь изменить вашему слову?
– Из чего вы это видите? Нет, я ничего… я…
– Почему вы находите, что на будущей неделе слишком скоро венчаться? Для чего вы тянете?
– Я вовсе не тяну. Вы забываете, что вы сами больше недели скрывались и не сочли нужным даже уведомить нас. Миша справлялся два раза, и оба раза вас не было дома.
– Не стану с вами спорить. Пусть будет
