Флейм... Я люблю тебя...
— Нет, — зашипел я, проигрывая в голове слова Мэдди. Я накрыл глаза рукой, отгораживаясь от всего мира, затем почувствовал, как Мэдди зашевелилась. Ее грудь прижалась к моей, упругие груди касались моей кожи. Затем она погладила рукой мою руку, и я вздохнул от того, как чертовски приятны были ее прикосновения.
Мэдди прошептала:
— Я не лгу. Наклонившись, она прижала губы к моим. Как только наши рты соединились, жар в моей крови охладился, и я запустил руку в ее длинные волосы.
Когда Мэдди разорвала наш поцелуй, то погладила мое лицо пальцами и сказала:
— Я не знаю, почему ты не веришь тому, что достоин любви, но я люблю тебя, так чисто и откровенно, что едва верю сама себе. — Ее пальчики очерчивали тату на моей груди. — Ты вернул меня к жизни. — Она издала смешок и продолжила: — Вернул вкус к жизни.
Мо сердце ускорило бег, пульс участился, и подняв рук, я сказал:
— Но все, что я делаю, — это причиняю боль людям. Заставляю их уходить. Никто не может любить меня. Это, бл*дь, невозможно.
Мэдди склонила голову, пока ее лицо почти не касалось моего.
— Флейм, ты должен рассказать мне. Что в твоем прошлом заставляет тебя так рассуждать?
Она погладила мою бороду и продолжила:
— Что заставляет тебя думать, что твои прикосновения приносят вред? Почему ты измеряешь свою жизнь в подсчетах до одиннадцати? Я хочу узнать тебя. Хочу знать все.
Я напрягся из-за ее вопросов, и на лбу выступили бисеринки пота.
— Мэдди, — прошептал, открыв глаза и снова зажмурился. Маленькая ручка Мэдди коснулась моей. Я открыл глаза и сосредоточился на нашем прикосновении.
Мэдди тяжело сглотнула и призналась:
— Мне было шесть, когда брат Моисей в первый раз пришел за мной. — Ее дыхание сбилось, а голос стал тише. — Я сидела одна в своих покоях. Белла, Мэй и Лила уже были взяты назначенными для них старейшинами, потому что были старше меня. — Она отвела взгляд и продолжила: — Я помню, что сидела у окна, наблюдая как обычные люди из общины занимаются своей ежедневной рутиной. Помню, что улыбалась бабочкам, летающим снаружи. — На губах Мэдди растянулась нежная улыбка, но затем исчезла. — Помню, как услышала чьи-то шаги в дверном проходе. И когда посмотрела в ту сторону, увидела, что там стоит взрослый большой мужчина, пялясь на меня и скрестив руки на груди. Он был одет во все черное, и я помню его черные ботинки. — Мэдди покачала головой. — Не знаю, почему запомнила ботинки. Может, из-за звука, который они издавали при ходьбе, или из-за того, что в них он казался очень высоким и пугающим. Но я помню, что мне было так страшно, что меня парализовало. Годами я видела, как уводили моих сестер старейшины, и каждый раз, когда они возвращались, едва могли ходить. Они были тихими. Очень тихими.
Мэдди шмыгнула носом, но в ее глазах не было слез. Затем она сжала мою ладонь.
— Он сказал мне идти с ним. Но я не могла сдвинуться с места. Поэтому он шагнул ко мне, а его черные ботинки гремели по полу. Вытянув руку, он схватил мою очень крепко. Я помню, что закричала из-за резкой боли, а он улыбался мне, его зубы сверкали над темной густой бородой. Думая о прошлом, я всегда видела его улыбку, закрывая глаза. Потому что ему нравилось, когда мне было больно. Он упивался моей болью.
— Мэдди, — прошипел я, но она смотрела вдаль, и я не мог остановить ее. Я знал, что она потерялась в воспоминаниях, так же как я терялся в своих.
— Он вел меня по длинному коридору, пока мы не дошли до комнаты в конце. Я наблюдала, как он открывал дверь, и помню, что когда дверь открылась, не могла сообразить, что вижу. Повсюду свисали цепи и веревки. Наручники и тяжелые цепи были прикованы к стенам, а в центре комнаты находился стол. К столу были припаяны кандалы всех размеров, чтобы фиксировать руки и ноги.
Я закрыл глаза, не в состоянии выкинуть из головы херову сцену. Руки Мэдди похолодели.
— Он повел меня за руку внутрь и закрыл дверь за нами.
— Помню, как подпрыгнула от звука щелкнувшего замка, и затем он встал передо мной. Помню, что поднял руки и погладил пальцами мои щеки. Он называл меня "моя маленькая порочная красавица". Затем наклонился вперед и снял мой чепец. Я тогда подумала, что это грех, когда он видит мои волосы, — Мэдди резко вдохнула и сломленным голосом сказала: — но это последнее, чего мне стоило бояться, потому что то, что произошло дальше, заложило основу моей жизни, пока я не была освобождена пару месяцев назад.
Взгляд Мэдди был потерянным. Я хотел что-нибудь сказать, но от мысли, что кто-то причинял ей боль, в мою кровь вернулось пламя. Оно было в моей крови, поглощая мою плоть от мысли, что этот ублюдок привел ее в камеру пыток.
Мэдди продолжила:
— Он порвал мое платье сзади, Флейм. Порезал нижнее белье. Поднял меня голую и уложил на стол. За секунду приковал самыми маленькими кандалами. Я помню панику из-за того, что не могла двигаться. Помню, что пыталась освободиться. Затем Моисей неожиданно встал возле меня обнаженный, держа в руках свое хозяйство. Думаю, тогда ему было за тридцать. А мне шесть. Он был гораздо старше меня, тем не менее хотел меня таким плотским способом.
У Мэдди перехватило дыхание, я слегка приподнялся, чтобы попытаться успокоить ее. Щечки Мэдди побледнели, и она добавила:
— Он начал говорить мне, что я зло. Что моя внешность соблазняет мужчин, и он должен спасти мою душу. Я помню, как он медленно забрался на стол, его большое тело нависло над моим, а рукой он провел по моей обнаженной груди, сжимая маленькие соски между пальцами. Я не понимала, почему он касается меня в интимных местах.
— И затем он расположился между моих маленьких раздвинутых ножек. Я не могла освободиться. Пыталась, но не могла. Но все равно было бесполезно. Я оказалась в ловушке, а брат Моисей наслаждался этим. — Мэдди вся напряглась. — И затем он толкнулся в меня. Так резко и грубо, что я закричала так громко, аж в ушах зазвенело. Я боялась, что он разорвет меня на части, настолько сильная была боль. Он не остановился. Брал меня снова и снова. Так
