— Ты ему титьку давала? — строго спросил я, как только прочухался.
— Давала. Только ничего он из неё не высосал. Может, только самую капельку чего-то чересчур густого.
— Это молозиво — лекарство от диатеза. Принимается один раз в жизни сразу после рождения, — объяснил я. Не первый раз объяснил, между прочим. Нет, я не доктор, но моей супруге, когда он родила второго ребёнка, тамошний акушер велел это сделать. И действительно, не было у младшенькой диатеза. А правильно это с медицинской точки зрения, или простое гонево — не скажу. Потому что не доктор.
Сонька же, хоть и была крепко вымотана, инструкцию выполнила. И Герцогине пояснения дала. Тут ведь вот какое дело: доверие к словам моей реципиентки — длинная история, начавшаяся не здесь, и не сейчас. Непререкаемость её утверждений уже ни у кого вопросов не вызывает. Хотя твёрдость она проявляет далеко не всегда. Если не уверена — сразу признаётся. Не жалеет времени на обсуждения. В данном же случае никакого риска нет — вреда от этого действия не будет. А если не получится положительного эффекта — то и ладно.
Хозяюшка моя, наконец, уснула, а я принялся за размышления о городе Велиж, оставшемся сейчас на правобережье Днепра. Ну, в самых верховьях, то есть в довольно запутанных с географической точки зрения местах. Нам с Софи удалось понять, что точка эта для плавания по реке Западной Двине весьма интересна: отсюда есть дорога к Риге — балтийскому порту, организованному ещё ганзейцами.
В последний раз, заключая договор с поляками и цесарцами, как нынче именуют австрияков и германцев, о борьбе против турок, Голицын отдал эту крепостицу в обмен на Смоленск и Киев — ради возможности использовать Днепр в качестве транспортной магистрали. Эта возможность к настоящему моменту реализована сполна. Кажется, можно бы попросить союзника вернуть Велиж обратно. Скажем, выкупить. Правда, не сразу и поймёшь, у кого его выкупать, потому что отдавали этот городок Польше, а Рига, куда мы из него собираемся плавать, нынче под шведами.
Впрочем, сил у турок немного прибавилось, потому что они всё чаще стали одерживать победы в битвах против поляков или тех же цесарцев. Нет в политике я, как был, так и остался невеждой. Но уж больно дорожка удобная! И как раз подходящая для наших корабликов. Чай, не побьют меня за спрос.
* * *Мэри отписала, что в первом же плавании по морю Студёному прошла на запад, не слишком удаляясь от берега. Дошла до Мурмана — достаточно узкого залива длиной порядка двадцати пяти миль, где зимами вода не замерзает. Живут там мурмане, занимающиеся ловом рыбы. Заходят и поморы. Про то, кому эти земли принадлежат, тоже всё понятно — на речке Коле, впадающей в этот залив вместе с ещё одной речкой Туломой, стоит острог, где сидит воевода с отрядом стрельцов. Здесь же ведётся торг со шведами и с мурманами, которые известны мне как норвежцы. Да ещё и корабли сюда приходят из Антверпена. Бывают тут и лопари, и финны. Меха — основной товар этого региона — в продаже имеется.
Путь рекой Колой ведёт к Белому морю, как и полагается, через волок. А по Туломе ходят к шведам. Однако, места здесь не слишком оживлённые, потому что отдалённые. Но очень богатые рыбой.
Я ведь помню, что незамерзающий порт Мурманск в нашей истории начали соединять сухопутной дорогой с центральной Россией только во время Первой Мировой, когда немцы перерезали сообщение через Балтику. Уж не знаю, чем там дело кончилось, но насчёт этой дороги и при Сталине какие-то телодвижения выполнялись. Непросто это было, как я понимаю. Но очень хочется. Мне сейчас вообще много чего хочется. Ведь, если Василий Голицын западёт на идею с акведуком от Днепра к Перекопу, то я "подскажу" сечение жёлоба три метра шириной и метр двадцать глубиной. Тогда по нему без проблем пройдут наши двенадцатитонные баржи. При скорости потока один метр в секунду, что сопоставимо с течением равнинных рек, потребуется подавать в этот водовод три целых шесть десятых кубометра воды в секунду. Пока не знаю, когда удастся построить насосы подобной производительности и где взять энергию для приведения их в действие.
Судя по всему, гормональный фон тела, в который сейчас заключено моё сознание, испытывает избыток эйфорина… или как там этот гормон называется?
Глава 54. Салон беременной фрейлины
Лето 1690-го года, проведённое на Кукуе в ожидании наступления срока родов было для Софи и временем активного общения. Кроме царевны и канцлера к нам наведывался и Борис Голицын — дядька государя. Не в том смысле дядька, что родственник, а его наставник в умениях мужских. Должность такая. И Франц Тиммерман — наставник Петра по артиллерийскому направлению. Заглядывали в гости и подруги по цеху — фрейлины Её Высочества. Неплохие, в принципе, девчата, но чересчур домашние. Думаю, самодержица их нарочно к нам посылала якобы с поручением справиться о Софочкином здоровье. Таким образом она ломала местный стереотип женщины-затворницы и покорной исполнительницы воли отца или мужа. Но при этом целенаправленно занималась созданием для Софи круга общения в верхних слоях здешнего общества. Да и актуальный источник информации своей "Речной фрейлине" подсовывала. Ну, там, слухи, сплетни, обсуждение новостей.
Впрочем, все четыре молодые мамы до сих пор оставались как бы в девках. Тем не менее чад своих на попечение нянек оставляли и на службу являлись. Царевна их подолгу не задерживала, но видеть подле себя желала регулярно. Не совсем чётко понимаю цель таких требований, но нутром чую некую бабскую хитрость в стиле пиар-заезда. Потому что у девушек бывают подруги, с ними всегда имеются сопровождающие из братьев или иных мужчин-родственников, может и матушка сопроводить доченьку свою, или тётушка племянницу.
Короче — постепенно сформировался некий великосветский салон. В связи с положением его хозяйки — трезвый и некурящий. Наш Пушкарь, а он нынче на Москве, не раз обсуждал с Тиммерманом самые разные аспекты дела пушкарского.
— Думаю, Франц, применение стали в стволах орудий преждевременно. Чересчур они от этого делаются лёгкими.
— Что худого в лёгкости, любезнейший Генри? Лёгкие орудия проще
