Скупать золотой песок и самородки мы бы рады, да только приносят его редко и понемногу. Наверное, относят в места, где живут более цивилизованно, чтобы использовать добычу к собственному удовольствию там, где это позволяет устроиться с удобствами или как следует кутнуть. Идти по пути отбора золота Софи пока не решается — присматривается и соображает.
Дела у купцов разворачиваются шибко медленно из-за малого количества наличных денег в обороте. Особенно медных, то есть для мелких расчётов. Вот тут я и припомнил бляшки на треуголках — сварить из чугуна переобогащённую азотом нержавейку нам и здесь вполне под силу. Вязкая она — вполне нормально штампуется. Начать я решил с копеечной монеты весом в один грамм, как это когда-то было в советских деньгах. Их в качестве гирек использовали. Так и мы поступили по тому же принципу. На аверсе "1 копейка", на реверсе "Амур русский" чтобы не перепутали и не увезли дальше устья Шилки. Пресс изготовили гидравлический на десяток тонн, а то при ударном методе чеканки матрица с пуансоном быстро выходят из строя. Да и начали потихоньку расплачиваться этими деньгами.
Копейка нынче не пустяк — это соответствует оплате одного рабочего дня. По крайней мере по обычаям лодочных дворов. Экипажи судов получают по две, а капитаны и судоводители по три. Мы двухкопеечный номинал пропустили и начали штамповать "трюнчики" потому что это алтын, пятаки и гривенники. Выше решили не забираться, поскольку основные расчёты происходят как раз в пределах означенных сумм, да и монеты становились слишком крупными и увесистыми.
Так оживилась торговля помаленьку — соболятники быстро привыкли обменивать добычу на наши жетончики, чтобы потом на них купить того, чего понадобится. В подати мы их принимали — подушное-то никто не отменял, хотя собрать его можно было только с посадских. Горожан, то есть. Земельного налога тут не вводилось — это было бы совсем смешно. А с продаж двадцатую долю только с купцов — с неграмотного населения, раскиданного по миллионам квадратных километров ничего не взять. И ещё приметили, что денежки из оборота помаленьку исчезают. Похоже, перековывают их местные умельцы на нужные вещицы.
Начали мы и вербовку в сермяжники среди местных. Хорошее ружьё за пару лет службы — для охотников это заманчиво. Не скажу, что народ валом повалил, однако один учебный взвод сформировался и приступил к изучению уставов. Так понемногу и прошло время до начала новой навигации. С сопредельной стороны тревожных новостей не поступало, письмо от государя уведомило о том, что сестрицу свою Софью Алексеевну он простил, но со службы не отпустил — она теперь хранительница большой царской печати, и главы приказов перед ней ответ держат. Сам же Пётр устроился юнгой на "Фемиду" дабы вокруг света на ней пройти с обязательным посещением Сомольска.
А это ничего, что тут война развязана? Или он в прошлом году о чём-то с китайцами договорился? Это вряд ли — сообщил бы. А у нас наготове уже семь мелкосидящих деревянных броненосцев, несущих в передней башне стодвадцатидвухмиллиметровку, а в кормовой — восьмидесятипятимиллиметровку. Двенадцати- и четырёхфунтовки, если по-старому. По полсотни бомбических снарядов с контактным взрывателем на каждый ствол мы изготовить успели, но в основном у нас ядра и картечь. Кэти с тоской во взоре провожает взглядом проплывающие в сторону моря льдины — ей уже не терпится выступить в поход. А Софи временами поглаживает ставшее кругленьким пузико — она снова непраздна. И немного печалится из-за предстоящей разлуки с Васенькой. Сама виновата, что вышла замуж за моряка.
Глава 72. Годы хлопот
Заселение Приамурья проходило медленно. Отдельные семьи дауров пришли с маньчжурской стороны и устроились около верхнего течения великой сибирской реки, отчего местность под рукой Афанасия Бейтона стала зваться Даурией. Десяток-другой семей крестьянских каждый год приезжал из европейской части России. Причина этого проста — по Софьиному ходатайству государь повелел не брать с сермяжников подушной подати, признав их служилым сословием. И народ к нам потянулся. Пришлось даже отбор вводить — чтоб не пил, не курил, пробегал версту и в остальном был не задохликом — у нас же не совсем армия, а как бы охранные подразделения для правильного полевого сражения негодные — нам пушечное мясо без надобности. Однако, смертность в рядах бойцов низкая, поэтому крестьяне из центральных областей, прослышавшие о столь привлекательном занятии, стали в эти самые ряды проситься, уходя от хозяев земель, которые раньше обрабатывали.
Шаткое получалось положение — идя к нам крестьяне находились в статусе беглых. Поэтому уходили они тайком, бросая семьи и покидая общины. А уж потом своим семейным братьям по оружию наши лодочники помогали с перевозом чад и домочадцев, тем более, что пожитков у деревенской голытьбы было мало. Случалось, и посадские просились в дальние края, где деньги по деревьям бегают — при расчётах ведь до сих пор применяют понятие «куна» — шкурка куницы. А по мелочам вместо копеек используют шкурки белок.
С сопредельной стороны тоже подтягивались одиночки-искатели сказочно богатого края, а однажды казаки прошли на стругах вдоль Сахалина, преодолели залив Лаперуза и «погуляли» по Хоккайдо, взяв богатый полон из японских крестьян — айнов они не трогали, следуя строгому предписанию Василия Голицына. Так эти японцы будто в сказку попали из суровой японской реальности — въехали в деревянные дома, встали на довольствие и получили обмундирование. А
