Белка досадливо крякнула.
— Кажется, мы были неправы, когда искали причины, Тиль, потому что Брегарис обманул нас всех и едва не стравил эльфийские дома в кровавой бойне ради одного…
Тиль покосился на ее расстроенное лицо и, быстро шагнув навстречу, крепко обнял.
— В этом нет твоей вины, малыш.
— Есть, — прерывисто вздохнула она. — Мне следовало подумать, что исчезновение Таррэна могут воспринять неправильно. И нам необходимо было раньше провести параллель с Изиаром, который тоже когда-то ушел в Нижние миры. Кто ж знал, что Брегарис так все извратит?
— Это моя оплошность. Это я счел, что промолчать будет лучше.
— Шила в мешке не утаишь, — грустно улыбнулась она. — Возможно, нам следовало рассказать сразу. Впрочем, еще есть время. Раз уж они стоят перед тобой и до сих пор упорствуют… Как думаешь, я смогу их убедить?
— Я не хочу, чтобы ты снова это переживала, — твердо сказал Тирриниэль.
Белка покачала головой.
— Посмотри, что получилось из нашего общего молчания: они не верят, что все было не так. Думают, что ты используешь меня, как ловушку для их детей, братьев, отцов… Ведь это действительно так заманчиво, и именно это когда-то хотел проделать Талларен в том числе и с тобой. Инару, Эналле… подойдите.
Эльфы непонимающе переглянулись.
— Да не бойтесь, не съем я вас, — устало потерла виски Белка. — Просто хочу кое-что показать. Так, чтобы вы поняли, почему Тиль не рискнул бы повторить изменение. Не говоря уж о том, что Таррэн не стал бы продолжать путь Изиара и ушел с Лиары совсем не ради этого. Если беспокоитесь за свой рассудок, то стойте там, но отдайте мне свои перстни… или даже чей-то один. Этого вполне хватит.
Перворожденные дернулись, помня о том, как легко она крошит заговоренные камни.
— Клянусь, что не разобью и никоим образом не испорчу, — поняла их колебания Белка. — Просто покажу, как все было. А потом верну. Слово Стража.
Глава старшего дома задумчиво пожевал губами: о ее верности слову знали все. Считалось, что Стражи слово не нарушают. Тем более Гончие. То есть если она пообещала не причинять вреда, то действительно не станет. А если и вздумает обмануть… Он пристально взглянул в печальные глаза Белки и неожиданно стянул с руки тяжелый перстень.
— Благодарю, — кивнула она, осторожно сжав в ладони тонкий золотой ободок. — А теперь сядьте, потому что это будет тяжело.
— Спасибо. Мы постоим, — настороженно отозвался за всех Инару.
— Тогда постарайтесь не противиться. Наложенные узы еще крепки — я вижу. Значит, то, что поймешь и увидишь ты, поймут и увидят все. Вот только это не слишком приятная правда, но тут уж моей вины нет. Простите, если будет больно.
«Больно?» — удивленно моргнул Эналле, собираясь спросить вслух, но Гончая уже прикрыла глаза, а его родовой перстень тускло засветился.
ГЛАВА 12
Его накрыло темнотой сразу, словно крышкой гроба. Так неожиданно, что глава дома Этаррас сперва насторожился, потом испугался и, в конце концов, растерялся. Какое-то время, пока Белка настраивалась на чужой перстень, остроухому было некомфортно, а потом в его голове что-то вспыхнуло, и ослепленный эльф с тихим стоном осел на землю.
В одно бесконечно долгое мгновение он вдруг увидел все: душный подвал, растерзанные тела; неверный свет факелов, дрожащий от неуловимо быстрых движений чужих рук; потоки засохшей крови на полу; белокурые волосы, разметавшиеся по столу; покрытую алыми разводами простыню… а затем услышал тихий размеренный голос, от которого немолодого эльфа бросило в дрожь.
— Видишь, как мало нужно, чтобы ты перестала кричать и не мешала мне закончить? Цени мою доброту, девочка: я не спал целые сутки, чтобы ты изменилась. Я сумел решить эту загадку, и скоро ты узнаешь ее до конца…
Ллер Эналле судорожно вздохнул и на мгновение очнулся. Но почти сразу его снова окунуло в кровавое марево забытья. Снова безжалостно погрузило в душный подвал, но на этот раз он оказался в чужом теле — слабом, беспомощном, над которым долго и скрупулезно трудился невероятно красивый темный эльф.
— Они говорили, что у меня не получится, — настойчиво шептал в пустоте все тот же безумный голос. — Говорили, что это невозможно и что люди не способны подняться над смертью… но теперь у меня есть ты, и они больше не смогут возражать. Мой шедевр, моя победа, моя надежда на новый род…
Казалось, запах крови пропитал тяжелый воздух насквозь. Он въедался в кожу почти так же, как делал это острый клинок. Он медленно убивал, просачиваясь внутрь через каждую пору, неумолимо вползал через ноздри. Почти обжигал, как жгла сейчас старательно льющаяся чужая кровь — старая эльфийская кровь, на которую вдруг расщедрился ее бессмертный обладатель. И он медленно втирал ее в свежие раны, тщательно смешивая с обычной, человеческой кровью и внимательно следя, чтобы не упустить ни капли…
За какие-то жалкие мгновения Эналле прочувствовал на себе эту муку. Пришлось ощутить отчаяние и боль. Он познал, что это такое — быть запертым в собственном теле; понял, как можно молча кричать, безуспешно пытаясь вырваться, а на самом деле не имея возможности даже пошевелиться. Он видел кровь, щедро капающую с насквозь промокших простыней. Чувствовал ее запах. Его тело горело, пылало от ненависти. Его губы со злостью шептали проклятия палачу, а дрожащие от слабости руки срывали с себя ненавистный перстень, который (он теперь знал) всю оставшуюся жизнь будет сниться ему в кошмарах…
— Будь ты… проклят… — едва слышно шепнули губы.
