Последующие полчаса прошли для полуэльфа как в тумане: он безропотно шел, куда было велено, послушно кивал, если спрашивали, без единого возражения поворачивал следом за всеми, а сам лихорадочно размышлял.
Мимо него неспешно проплывали прекрасные остролисты, радующие взор золотистым цветом своих изящных крон. Вдоль заботливо протоптанных тропок щедро раскинулись живописные лужайки. Изумрудно-зеленая трава мягко пружинила под ногами. Ноздри щекотали непривычные ароматы. Над одуряюще пахнущими цветками беззаботно порхали бабочки. То и дело навстречу попадались эльфы — причем и темные, и светлые. То один, то другой ненадолго подходили к Ширу, окидывали чужаков любопытным взглядом, а затем отправлялись по своим делам, уважая желание охотника как можно быстрее добраться до чертогов.
Терг никогда прежде не видел, чтобы темные и светлые, находясь в такой близости, умудрялись сохранять спокойствие и взаимное уважение. Видно, крепко им надоели прежние порядки, раз эльфы наконец решили основать собственное поселение вдали от устаревших законов и замшелых принципов, которыми прежние владыки так долго не хотели поступаться.
Терг вопросительно повернулся к вожаку, молча испрашивая пояснения, но Стрегон с каменным лицом шел следом за Тилем, который еще на входе накинул на голову капюшон, и неотрывно следил за широкой спиной охотника, чья татуировка так поразила его у барьера.
Серые… он же говорил, что их кличут не просто охотниками, а именно Серыми. По цвету шерсти, что ли? Те самые Серые, о которых недавно рассказывал Лакр, о ком с таким недоумением говорил дед Тороса. Странные люди… точнее, нелюди, слухами о которых полнилась земля. Им приписывали совершенно невероятные способности. Но, что самое главное, одному из них Стрегон был обязан жизнью — еще тогда, во время первого испытания, когда странный незнакомец играючи перебил стаю гиен и буквально вытащил его с того света. Вот и еще один долг жизни образовался…
Стрегон не запомнил лица спасителя — перед глазами тогда все плыло, а вот татуировку помнил хорошо. Долгое время искал тех, кто мог бы подсказать, где живут и воюют такие удивительные люди, и вдруг нашел, правда, совершенно не там, где надеялся. И это открытие вызвало в его душе настоящую бурю.
Неужели ответ все время был здесь? В Серых пределах?
Стрегон устало прикрыл глаза.
Почему он не подумал об этом раньше? Почему не заметил случайной оговорки Белки? Серые пределы, волки, которых тоже иногда зовут просто серыми, перевертыши, охотники, эльфы… Вот, выходит, зачем тот тип забрал кровь у двухголового чудовища из рассказа Тороса? Для эльфов с их неуемной тягой к знаниям! Для тех самых золотых, которые давно и успешно занимаются экспериментами с магией крови. Белка же говорила про Курша, что в его жилах течет кровь исчезнувших с Лиары мимикров, да и про Шира обмолвилась, что его когда-то изменила кровь оборотня… интересно, чью еще кровь они сумели использовать и что из всего этого получилось? Не для того ли охотники все же иногда покидают Проклятый лес — ищут необычных тварей, а кровушку прихватывают с собой, чтобы любознательные эльфы могли как следует ее изучить и куда-нибудь приспособить?
— Пришли, — вдруг обронил Шир, и Стрегон невольно отвлекся от суматошных мыслей. — Чертоги, — с непонятным выражением уточнил охотник.
Полуэльф недоуменно огляделся, а потом изумленно распахнул глаза, в искреннем ошеломлении уставившись на самое настоящее чудо.
У владыки светлых эльфов Эллираэнна, как говорили, чертоги были выращены из ветвей золотого остролиста, искусно переплетенных друг с другом и обретших форму огромного купола, который накрывал, подобно громадной чаше, самое сердце Светлого леса. В Темном лесу чертоги были другими — суровыми, прячущими под зеленовато-серебристой листвой острые жала и ядовитые шипы. Там темный владыка чувствовал себя абсолютно защищенным.
А вот золотые чертоги оказались непохожими ни на что. В лучах заходящего солнца они сверкали разноцветными бликами на кронах переплетенных между собой деревьев. Они не походили ни на светлые, ни на темные, а, казалось, объединили в себе все лучшее, что могли создать перворожденные за прошедшие тысячелетия, — и теплое золото остролистов, и белизну эльфийских ясеней, и трепет лепестков голубой лиардели, которую даже привередливые эльфы признавали красивейшим творением природы… Казалось, сам мир вдруг доверчиво распахнулся навстречу ошеломленно замершим гостям и снисходительно посмотрел сверху вниз: мол, ну что же вы? Заходите!
Тирриниэль, который уже видел это чудо, сдержанно улыбнулся. А вот Ланниэль, никогда не покидавший родной лес, пораженно покачал головой.
— Я в жизни такого не встречал, — ошарашенно признался Картис.
Ланниэль только вздохнул.
— Говорят, до разделения родов так и было. А теперь вот своими глазами вижу и не знаю, то ли плакать, то ли смеяться.
Лакр восхищенно присвистнул.
— Да-а-а… Знал бы, что тут есть такое чудо, первым бы через впадину побежал. Шир, я действительно не сплю?
Охотник скупо усмехнулся.
— Можешь мне поверить — все взаправду. Но нечего на пороге стоять — идемте, я проведу вас внутрь.
— А тебя пустят? — недоверчиво обернулся ланниец. — С такой-то рожей!
Шир недобро на него покосился.
— Скажи спасибо, что вообще пускают, шутник. Думаешь, сюда так легко попасть? В другое время заставили бы пару-тройку дней, а то и недель поторчать снаружи в очереди, чтобы прониклись, зауважали и притихли. Но Бел велела отвести вас сразу к владыкам, так что мы пойдем напрямик.
Ланниец правильно расценил желтоватые искры в глазах перевертыша и поспешно прикусил язык.
— Да я что? Я только рад, что ты тут на особом счету. Все-таки хорошо, когда с нами вожак такой большой и сильной стаи. Эльфы, небось, уважают?
Шир только усмехнулся, но ничего не сказал. Просто подошел к чертогам и, заложив руки за пояс, самым разбойничьим образом свистнул, да так оглушительно, что стоящий рядом Ивер даже присел от неожиданности, а Брон, оказавшийся по несчастливому совпадению еще ближе, со страдальческим видом поморщился и потом еще долго растирал полуоглохшее ухо, рядом с которым
