— Буду премного обязан! Ты даже не представляешь, как сложно подобрать актеров и каскадеров с восточной внешностью. А он учится или работает?
— Он вроде бы учится в училище, так что летом у него должны быть каникулы.
Воодушевленный Говорухин просит разрешения позвонить своему режиссеру, а я вдруг задумываюсь: а был ли вообще Говорухин знаком с Цоем? То, что они оба снимались у Соловьева в его культовой «Ассе», вовсе не говорит об их личном знакомстве. Хотя… Вот теперь и познакомятся лет на семь раньше.
После экскурсии по студии, мы рассаживаемся в кабинете и возвращаемся к теме каратэ. Здесь у нас со Станиславом Сергеевичем царит полное согласие — боевые искусства это то же оружие, которое в преступных руках может принести много бед. А если учитывать, что постовые милиционеры у нас сейчас зачастую ходят по улице без пистолетов, оно вдвойне опасно. Физическая подготовка у рядового состава откровенно слабая. Если в Уголовном розыске еще как-то уделяют ей внимание, то в отделениях милиции с этим беда полная. Плавно перевожу наш разговор на Савой. Сетую на то, что там моя спортивная подготовка роли не сыграла, перед автоматом террориста все равны. Говорухин внимательно слушает рассказ, делает какие-то пометки в записной книжке. От рюмки коньяка отмахивается, а вот на кофе соглашается с большим удовольствием.
Итак, наша задача сначала набросать тритмент — это своего рода такая реклама что ли нашего будущего сценария. Он необходим, прежде всего, чтобы заинтересовать потенциальных спонсоров. Там прописывается не только краткий пересказ сюжета, но и более живой в отличие от синопсиса текст. Можно дать характеристику некоторым главным персонажам, иногда привести наиболее яркие фрагменты важных диалогов. Описать места развития сюжета или даже отдельные декорации. Что-то описывается подробно, что-то только скупыми набросками. В общем, это вольное изложение будущего сценария на нескольких страницах, и мы его должны написать. Желательно по-быстрому. А еще перевести на английский. Я мысленно хватаюсь за голову.
Говорухина тема уже захватила, я вижу это по его глазам. Он как гончая, которая взяла след и не собирается с него сворачивать. Выспрашивает какие-то подробности, щурится задумчиво, потирает длинными пальцами подбородок. По рассеянности он засунул зажженную трубку в нагрудный карман своего твидового пиджака, и теперь оттуда вьется дымок, на который Станислав Сергеевич не обращает абсолютно никакого внимания. Наблюдать за работой его ума мне очень интересно, и в таланте задавать правильные вопросы ему не откажешь. Эх, показать бы ему еще фотографии интерьеров Савойя, да где ж их взять? Может, у Веверса что-нибудь найдется?
К одиннадцати вечера, обсудив основную идею и некоторые подробности, мы наконец, расстаемся. У «стены Славы» Говорухин снова задерживается и как-то по-новому всматривается в фотографии. Я думаю о том, что надо бы отпечатать снимки со всех негативов, сделанных в Англии, лишней информации не бывает — глядишь, да что-нибудь нам пригодится. Прощаемся, договорившись встретиться в пятницу. К этому моменту режиссер обещает набросать черновик, изложив сюжет фильма так, как видит его он.
Глава 5
Мы с Лехой возвращаемся домой аккурат к началу программы «Время». Мама, Имант Янович и дед уютно расположились в креслах напротив телевизора. Нам машут рукой, предлагают присоединиться. Мама спрашивает, не голодны ли мы. Мамонт мотает головой, я же налив себе чаю, начинаю размешивать сахар. Погруженный в свои мысли, не сразу я соображаю, что музыка Свиридова «Время вперед» сменяется напряженным голосом диктора с застывшим лицом. Анна Шатилова говорит о чем-то и лишь на кадрах дымящейся бани мой мозг начинает выхватывать отдельные ее фразы: «трагическая случайность…», «пожар перекинулся…», «в результате погиб ряд высокопоставленных партийных деятелей…», «верные сыны Родины…» Под траурную музыку одна за другой идут фотографии Горбачева, Ельцина, Шеварднадзе, Яковлева… Моя челюсть медленно ползет вниз, дыхание сбивается. Под фотографиями короткие подписи фамилий и занимаемых должностей. Яковлев посол в Канаде, Горбачев все еще секретарь ЦК по сельскому хозяйству. А Ельцин так и вовсе рулит Свердловской областью. Каким образом эти люди могли встретиться в бане?!
Мама с дедушкой тихо переговариваются, Веверс внимательно смотрит на меня.
Наконец, дыхание восстанавливается, и ко мне возвращается способность говорить.
— Имант Янович — хриплым голосом произношу я — Можно вас на пару слов? По вопросу студии.
Мы выходим в сад, встаем под фонарем. Наэлектризованный воздух застыл густым киселем, надвигается гроза.
— Зачем? Боже мой, вам мало Громыко?!? Зачем вы убили Ельцина?! А Шеварнадзе?! — я хватаюсь за голову — Ведь история уже пошла совсем другим путем!
— Говори тише! — Веверс достает из кармана портативный прибор подавления сигналов, включает его. Серая коробочка начинает мягко гудеть.
— У них же семьи, дети!! — я готов схватить Веверса за горло. Лишь огромным усилием я сдерживаюсь. От генерала пахнет гарью. С примесью какой-то химии. Вдалеке раздается первый гром.
— Ведь вы могли устранить их простым бюрократическим путем… Зачем убивать?!?
— Ты тоже мог написать анонимки на убитых предателей и маньяков. Но предпочел воспользоваться рицином.
— У вас такие возможности… Вы же сожгли людей заживо.
— Ну не заживо — на бесстрастном лице Веверса нет ни одной эмоции — Люди просто угорели. Когда начался пожар — они уже были мертвы.
— ЗАЧЕМ?!!!
— Мы… Я консультировался с ведущими футурологами и физиками. В науке есть концепция ригидности, неподатливости истории.
— Что?
— Исторические процессы — терпеливо начал объяснять мне генерал — Могут идти в одном и том же установленном русле. В разных слоях реальности. По каким-то неведомым нам законам. Мы обсудили это с Арвидом Яновичем и решили не рисковать.
— Рисковать?! Вы убили четверых человек просто, чтобы не рисковать?!! Вы вообще нормальные?
Вдруг над лесом с треском вспыхивает яркая, ветвистая молния. Я слепну на несколько секунд. Уши разрывает запоздалый удар грома. И тут же начинается сильный ливень. Мы мгновенно промокаем.
— Пойдем в дом, Витя — генерал приобнимает меня за плечи — Впереди
