Американский сыщик, Боб Друк, чья звезда начинала затмевать другие сыскные имена, был выписан; труп неизвестного бродяги, покусившегося на Карла Крамера и убившего его секретаря, был заморожен и выставлен в морге, несмотря на ярые протесты самого Карла Крамера.
Тотчас же на всех столбах и стенах запестрело:
Началось паломничество, равного которому Зузель не видел со дня въезда последнего пфальцграфа. Морг был открыт от девяти до трех. На столе, окруженном охраной в двенадцать инвалидов, мирно покоился замороженный убийца. Это был белобрысый человек с седеющими висками, вялыми чертами лица и скверным цветом кожи. Рост у него средний, фигура коренастая, одно плечо выше другого. Одет в холстинковую рубаху, сильно изодранную на груди. Босые ноги волосаты. На левой ступне шесть пальцев.
В Зузеле не осталось мальчишки, который не побывал бы в морге.
Женщины с грудными ребятами, старики, старухи, подростки, учащиеся, студенты, любители приключений, опереточные артисты, приезжие со всех концов Германии напирали один на другого, записывались в очередь, выстаивали сутками, подкупали часовых, устраивали истерики, чтоб пробраться в страшную залу. Войдя туда, они немедленно оглядывали убийцу и немедленно в нем разочаровывались.
Дамы находили его неинтересным.
Мужчины — хилым.
Спортсмены — неуклюжим.
Дети — обыкновенным.
И всем в один голос он казался не стоящим ровно никакого внимания. Тем поразительнее было зрелище двенадцати инвалидов, окружавших убийцу. Первый был с вытекшими глазами. Второй с искривленным позвоночником. Третий без рук. Четвертый без ног. Пятый с синим цветом лица. Шестой с оторванным подбородком. Седьмой в вечных язвах. Восьмой в пятнах. Девятый с дырой вместо носа. Десятый без плеча. Одиннадцатый с вырванным горлом, замененным вытянутым куском пищевода. Двенадцатый был круглым обрубком, сидевшим на деревянной подставке, подобно бенгальскому идолу.
Разинув рот и испуганно таращась, отшатывались от них дети. Женщины плакали. Мужчины проходили стыдливо, пряча здоровые руки и ноги за собственную спину.
В конце каждого дня неизменно выходило, что убийцу никто не опознал. Но зато инвалидов весь город запомнил с поразительной ясностью.
— Брр! — морщились жены, обнимая по ночам своих мужей, — как подумать, котик, что и ты мог бы быть всего только до пояса! И кому это нужно, — воевать!
В один из таких дней безрукий инвалид, стоявший у изголовья убийцы и внимательно осматривавший толпу, заметил странного мужчину. Это был древний старик с лицом в опаловых складках. Нижняя губа его висела до подбородка. Глаза, прикрытые целым лесом седых бровей, глупо моргали. Он пришел с утра и выстоял до конца. Когда же последний посетитель вышел, дав у сторожа подписку, что не знает убийцы, старик самолично запер дверь, подошел, трясясь, к безрукому инвалиду и шепнул ему на ухо:
— Менд-Месс!
С этими словами он сорвал парик, брови и прочую живопись, обнаружил веселое круглое лицо с карими глазами и чувственным ртом, — лицо знаменитого американского сыщика, Боба Друка, — и дружески пожал инвалидам кому руку, а кому рукав.
Глава одиннадцатая
ДНЕВНИК БОБА ДРУКА
Как только ребята из Велленгауза дали мне телеграмму, я потолковал с Миком, взял чемоданишко и перелетел океан. Работа предстоит интересная. Ребята играют в патриотов, а я в правительственного сыщика.
По приезде сделал визиты властям и моему начальству — здешнему главному следователю, сыщику Карлу Крамеру.
Кстати, что находят жуткого в Крамере? Он произвел на меня приятное впечатление. Маленький больной человек, забинтованный, как кукла, с больными глазами, вечным катаром горла и экземой на подбородке. Никого никогда не принимает, а Боба Друка, чорт возьми, принял тотчас же и угостил отличным турецким кофе. Мы говорили два часа. Точнее — я говорил, а он слушал (ему запрещено говорить). Развел турусы. Уверил, что большевизм считаю злокачественной язвой.
Плохо спал (от турецкого кофе). Приступил к обязанностям.
Осмотр обоих трупов дал следующее:
Пфеффер. Никаких знаков насилия на теле нет. Удар затылком о скалу, слегка задевший череп, не мог привести к смерти. Поза убитого, по точному протоколу, может быть объяснена тем, что он отчего-то пятился или полз, пока не стукнулся головой о стену. Смерть последовала от кровоизлияния в мозг. У министра довольно подвинувшийся артериосклероз (по свидетельству лечивших его врачей). Таким образом формально насильственного акта налицо нет. Отравление его шофера и вся обстановка, тем не менее, говорит, что здесь налицо убийство.
Допрос шофера. Шофер, добрый малый, социал-демократ, сторонник Пфеффера, заявил, что он провел весь день до убийства в Мюльроке, где ходил на два собрания. Ел, как обычно, на кухне пансиона Рюклинг. Хозяйка кормит их отбросами от того, что остается. Они поэтому частенько забирают у пансионеров сами, что те не доедают. Вечером он проходил по коридору, и один из жильцов отдал ему свой чай. В темноте он не разглядел, кто это был. Жильцов не всех знает в лицо. Случай этот произошел за два часа до отъезда. Возможно, что чай был отравлен.
Письмо в кармане Пфеффера. Документ, названный в газетах «таинственною уликой», мною изучен тщательно. Бумага действительно русская (клеймо советской фабрики). Содержание странное и не проливающее света:
«Излишне напоминать, г. министр, насколько для немецкого государства важно, чтобы известные вам данные не были опубликованы. Наши условия очень терпимы. Вы их узнаете сегодня вечером в Зузеле. Торопитесь, чтоб не приехать позднее одиннадцати».
Подписи никакой. Написано на хорошем немецком языке. Доставлено экстренной почтой. Сдано в Зузеле, в третьем почтовом отделении на Тюрк-платц, неподалеку от Советского торгового представительства.
Перехожу к убийце секретаря Крамера.
Убийца секретаря Крамера. Никаких знаков насилия на теле Вейнтропфена нет. Оба мертвеца найдены в теснейшем объятии, причем секретарь сжимал убийцу чуть выше талии, почти у подмышек, убийца же стиснул горло секретаря, что, по-видимому, послужило главной причиной смерти этого последнего. Смерть самого убийцы наступила от сильного припадка грудной жабы, как было выяснено медицинским осмотром. Убийца не опознан решительно никем, хотя крупная награда, обещанная инвалидами, привлекла в морг почти половину Германии.
Почему был убит секретарь Крамера? Пресса дает на это
