Грэс вздрогнула и подняла на него глаза.
— Ну, да, не смейте! — повторил Ребров. — Знаете ли вы, как он очутился здесь? Когда вы начали преследовать бедного парня, он спасался от вас, как от огня. Он готов был подпалить свою собственную шкуру. Вы путались в его планы, сбивали его с толку. Когда он понял, что вы от него не отвяжетесь, он подбежал к сигнальному колоколу и зазвонил во всю мочь. У нашего союза есть такой колокол. В него звонит каждый, кто хочет обвинить себя самого. Лори собрал трибунал. Он протянул им руки и сказал: братцы, мне тошно, я погибаю, спасите меня от этой женщины! И союз связал его и переправил сюда. Если б вы были мало-мальски честны, если б в вашем сердце тлела хоть искра простой человеческой любви, такой, какою любят добрые женщины нашего класса, — вы устыдились бы, спрятались бы, оставили бы его в покое, убежали бы от него на край света.
Грэс слушала эту речь, склонив голову и водя пальчиком по песку. Глаза ее сияли, щеки медленно разгорались. Неизвестно, что бы она ответила Реброву, если бы в эту самую минуту Лори не прыгнул в пещеру, легкий и стройный, как ветер.
— Я нашел дорогу, идемте! — запыхавшись, произнес он. И опять глаза его устремились на Грэс, но на этот раз они не встретили ответа. Грэс стояла, выпрямившись и глядя в землю. Лицо ее было спокойно и задумчиво. Когда рабочие вскочили с песка и вся компания тронулась в путь вслед за Лори, она тихо продела ручку через руку старого ученого и шагнула вперед, полная все той же суровой задумчивости.
Глава сорок четвертая
ТУРИСТЫ В ЗАНГЕЗУРЕ
Мосье Надувальян вздохнул, дотащив до склада последнюю хрустальную чашу. Странное сжатие скалы, закрывшее разработку лэния, на нервы его подействовало очень мало. Гораздо больше нервировал его треск пропеллеров.
Так и теперь. Не успел он дойти до склада, как над Зангезуром опять зареяла точка. Спустившись вниз, она затрепетала и застрекотала над его ушами самым несносным образом, покуда не села, растопырившись, на площадку. В ту же минуту из нее выпрыгнули двое людей чистокровной английской наружности, если верить опере «Лакмэ» и другим популяризациям английского гения среди восточных туземцев. То были мужчина и женщина одного роста, в полотняных цилиндрах, изобильно снабженных синей вуалькой, и в длиннополых летних пальто. И мужчина, и женщина бряцали огромными лорнетами, висевшими вокруг шеи, и полевыми биноклями, заткнутыми за бело-розовые пояса. Попрыгав туда и сюда, по лужам, оврагам и кочкам Зангезура, они испустили несколько восторженных криков, натерли себе глаза и переносицу лорнетами и, наконец, приблизились к складу мосье Надувальяна.
— Ваш пароль? — тихо спросил мосье Надувальян.
— Мы мирные туристы в Зангезуре! — ответили оба в один голос, после чего мосье Надувальян ввел их с большими предосторожностями внутрь своего склада.
Здесь было темно и затхло. Освещение давала лишь маленькая отполированная платиновая пластинка, на которую перебрасывался зеркалами свет из стеклянного купола. Баллоны, пустые и полные, стояли вокруг стен. Хрустальные чаши лежали на столе. Множество флакончиков валялось в корзине.
— Товар сильно возрос в цене, — пробормотал Надувальян, вынимая из корзины два закупоренных и запечатанных флакона и тотчас же опуская их в каучуковый баллон с водой: — два лота — пятьдесят тысяч фунтов стерлингов золотом.
— Чорт возьми! — воскликнул турист. — Вы спятили!
— Ничего подобного, — отозвался армянин спокойно, — разработка засыпана. Это последний фунтик нашего минерала.
Туристы посоветовались друг с дружкой, тяжело вздохнули и вытащили из карманов битком набитые бумажники. Не менее тяжело вздохнул и Надувальян, принимая от них сумму, на которую он мог бы купить весь Зангезур.
— Ну и работа! — прошептал он, выпроваживая туристов за дверь. — Один улетает, другой прилетает, пилава не дадут доесть!
И точно. Не успел он докончить вздоха, как на площадку уселась новая стрекоза.
На этот раз оттуда выскочил итальянец. Он был в чесучовом костюме и блестящей шляпе. Сделав небольшую прогулку по окрестностям и нащелкав кодаком к великому удовольствию армянских галок немалое количество безвредных видов, он приблизился к роковому складу и распахнул пиджак. На нем была розово-белая жилетка.
— Пароль? — спросил Надувальян, выглянув в окно.
— Я мирный турист в Зангезурь.
— Войдите, — угрюмо ответил армянин, дожевывая хорошую ложку пилава и вытирая губы салфеткой, — войдите и соблюдайте осторожность. Воздух заряжен. Баллоны взрываются. Вам сколько надо?
— Пять фунтов! — жадно выпалил итальянец.
— Восемнадцать триллионов двести восемь миллионов одиннадцать тысяч лир сорок два чентезима, — выщелкал на счетах Надувальян.
Итальянец всплеснул руками и пошатнулся.
— Не падайте, — посоветовал Надувальян. — Упадете, взорветесь. Скажи простым языком, сколько имеешь покупательной способности?
— Десять тысяч лир… — простонал итальянец.
— Эх, ты, душа, — сплюнул Надувальян набок. — Надувальян солидный человек. Так и быть, возьми золотник на намять, денег не надо.
С этими словами он сунул итальянцу флакончик и выпроводил его за дверь, дрожащего и бледного от неудачи.
А за дверьми стоял уже новый турист. Он раздвигал ноги, щепоткой подтягивая у колен полосатые брюки, приподнявшиеся над парой носков снежно-белого цвета с ярко-розовыми полосками. Он пристально глядел на мосье Надувальяна. Мосье Надувальян взглянул сперва на носки, потом на брюки, потом на огромный живот, воротник и круглое красное лицо восточного типа, — и попятился. Можно было подумать, что он испугался.
— Пароль? — пробормотал он дрожащим голосом.
— Парапупондопуло в Зангезуре! — ласково ответил толстяк, подмигивая армянину. — Свой своя не опознаша!
— Грек! — подумал Надувальян, чувствуя спазмы в желудке, горле и подмышками.
Суетливо провел он его в склад, не спуская глаз со своего гостя ни на секунду.
— Сколько изволишь?
— Сколько продашь, — ответил грек милостиво и ударил себя по карману.
— Восемь тысяч драхм золотник. Своя цена. Меньше ни единой лепты.
— Дорого, друг. Скинь тысячу.
— Рад бы душой, — не могу.
— Недаром ты александрополец! Бери! Соси мою кровь! Дай сюда пять лотов в хорошей упаковке.
Надувальян опрометью сунул флаконы в каучуковый баллон, упаковал, завернул в собственную салфетку.
— Уехал, — пробормотал он, вытирая пот. — Ну, счастлив я… Ай, что такое? Скандал! Обман! Убийство! Держи!