Продолжая разговор и восхищаясь каким-то своим планом в отношении Леонида, Тамара внезапно остановилась и в глазах ее отразился испуг.
— Скажи, пожалуйста, Зоичка, что это за дьявольщина, ведь я прекрасно видела — скрипка сама зазвенела. Как это он делает?
В глазах Зои в свою очередь отразилась пугливость.
— Черт его знает! — воскликнула она, продолжая неподвижно смотреть в глаза Тамары. Казалось, из глаз подруги ее в глаза Зои и наоборот переходила какая-то ужасная мысль, заставляя обеих их испытывать чувство бессознательной тревоги, которая с минуты на минуту все более усиливалась. Обе они никогда не могли забыть «разные штуки» и «необъяснимые проделки», которые произошли на их глазах какой-то непонятной силой Леонида. Упорное желание думать, что все это не стоящая внимания «чепуха», сделало то, что им казалось, что это действительно так. Однако же, где-то в области подсознания продолжали вырабатываться мысли и чувства совершенно другого рода, и минутами на фоне их сознательного ума-аппарата с рельефной ясностью вырисовывались мысли и картины, таившиеся где-то в глубине их духа. Тогда их нервы вздрагивали и они начинали осторожно передавать одна другой свои тревоги и опасения. Это произошло и теперь. Зоя неожиданно поднялась, лицо ее стало неподвижным и в глазах отразился страх.
— Вот что непонятно: каким образом этот дурак мог свести с ума нашего умного, практичного отца? Ведь он положительно обезумел.
Обе они снова, в недоумении и с отражением в глазах охватившего их страха, стали смотреть друг на друга.
— Но скажи мне, Тамарочка, твое истинное мнение, ведь он же сумасшедший, совершенно безумный человек?
Тамара молчала и зрачки ее глаз неподвижно уставились в глаза Зои.
— Я говорю о моем брате.
— Сумасшедший ли он?
— Да, да! Что с тобой, Тамарочка? — беспокойно воскликнула Зоя, чувствуя, что зрачки глаз Тамары как бы проникают в нее и испытывая все большее беспокойство.
— Какое нам дело до этого? — неожиданно, со странной улыбкой и спокойствием, проговорила Тамара. — Он живет, заключив Бога в себе, и потому он наш враг, так как мы тайные жрицы Астарты, дочери сатаны, и демон внутри нас.
Глаза Тамары засветились ярким светом, по лицу разлилась яркая краска, и все это показывало, что ее собственные слова вдохновляли ее, пробуждая чувства влечения к греху и злу. И столько было влекущей к себе силы в глазах Тамары, что Зоя, точно охваченная внутренним огнем, внезапно вскочила, бросилась к Тамаре и, обнимая ее, начала целовать, с каждым поцелуем повторяя:
— Демон, демон, демон! Тамарочка, ты для меня ангел, Бог и черт. Теперь поняла я — наш враг всякий, в душе которого силы, противные нам.
— И помни еще вот что, — отстраняясь от нее, добавила Тамара. — Мы должны твердо верить в то, в чем клялись… Или нас ждет гибель — двух дочерей демона… распятие на кресте… Бог и черт не могут жить в одной душе.
Зоя отскочила от нее, пораженная, и неподвижно стала на нее смотреть.
Вошла горничная и, поставив сервиз с чаем и закусками на стол, сказала, смеясь:
— А ваш папаша и братец опять провинились. Пошли по квартирам фабричных и стали их женам и детишкам бросать деньги, как щепки. Страсть сколько нашвыряли.
Горничная вышла.
— Не будет больше он безумствовать, — воскликнула Зоя, энергично сжимая руки в кулаки, выпрямляясь, и лицо ее сделалось мрачным и злым. — Два доктора незаметно следят за каждым их шагом. Отца мы или посадим в сумасшедший дом, или назначим над ним опеку, а миллионы разделим поровну.
Пока она говорила, Тамара открыла шкаф и, достав из него бутылки с разноцветными ликерами, стала все это с улыбочкой расставлять на стол.
Скоро голова Зои закружилась. Внутренний свидетель- совесть со страхом убрался куда-то в уголок ее души, лицо Зои сделалось красным и синие глаза загорелись бесстыдным огнем.
II
Смерть есть начало другой жизни.
МонтеньОбессиленное сентябрьское солнце погасло. Ветер дул и ревел, срывая с деревьев пожелтевшие листья и унося их вверх, крутил их в воздухе, развевая в разные стороны, как стаи перепуганных желтых птичек.
Леонид шел полем и вдруг остановился, всматриваясь в человека, стоящего на гребне холма среди крестов и могильных камней. Человек стоял неподвижно, с опущенной головой, и ветер развевал во все стороны его длинную, совершенно белую бороду.
— Отец мой, несчастный мой отец! — прошептал Леонид. В лице его отразилась скорбь и сожаление и он быстро направился к холму. «Тень убитого ходит за ним следом и гонит к гробам пересчитывать мертвецов своих — все жертвы его проклятого богатства», — думал он.
Старик Колодников, проникаясь все более мыслями Леонида и идеей, что его преступления — мстители его, в то же время все более проникался верой, что духи бывших людей рассеяны в пространстве и вечно смотрят на него, их мучителя и палача. Вера эта, отодвинув все его прошлое далеко назад, в долину скорби, заблуждений и напрасных злодейств, в то же время наполнила его воображение страшными галлюцинациями и картинами ужасов. Призрак убитого им начинал все чаще пред ним появляться и увлекал его к кладбищу, глядя на него проникновенно смотрящими, мертвыми глазами. «Иди и считай», — раздавался голос из каких- то неведомых глубин его духа и, повинуясь голосу, он шел на кладбище, обходил могилы, подолгу стоя над каждой из них, и иногда ему казалось, что он видит их колеблющиеся тени, поднявшиеся из земли.
Войдя на кладбище, Леонид стал подходить к отцу. Старик стоял, поглядывая во все стороны на заросшие травой могилы грустными, растерянно смотрящими глазами. Услышав шаги, он поднял голову и, указывая сыну на могилы, с глубоким вздохом воскликнул:
— Мертвые, мертвые, мертвые! Как много их, как много!..
Леонид посмотрел вокруг себя грустными глазами.
— Лес из крестов, — сказал он.
— Лес, да… из крестов! — повторил старик и в лице его отразился ужас. Сын видел это, но, желая, чтобы одна истина светила в душе отца, пристально глядя в его глаза, с горечью сказал:
— И на каждом кресте притаились птички — души их.
— Птички — души их! — повторил старик, мучительно вздыхая, и губы его судорожно передернулись в выражении страдания. — Ты рвешь мое сердце, сын. Так грустно говоришь и больно мне, больно!
Он снова посмотрел вокруг себя на ряды деревянных крестов, возвышавшихся один за другим и казавшихся ему во мраке