— Скажите, а где здесь адвокат? — спросил слегка воспрянувший духом Вернер.
— Присутствие адвоката во время следствия, нашими законами не предусмотрено. У нас просто нет никаких адвокатов. Виновных в совершении преступления, на суде защищает тот школьный учитель, который учил и воспитывал подсудимого. Впрочем, так как Вы окончили школу не у нас, то защищать Вас на суде будет Ваш коллега-врач. Если конечно у него появится такое желание. Увидите его на суде. Если только попадете туда.
После последней фразы следователя, Вернеру стало не по себе. А следователь перешел от слов к делу. Первые вопросы были заданы только по установочным данным самого Курта и являлись не более, чем протокольной формальностью. Сказанное вслух, компьютер отражал на экране монитора уже в виде оформленного текста. Сам монитор, был двухсторонним, поэтому выведенный на экран текст, могли одновременно прочесть и следователь, и подследственный. Покончив с формальностями, следователь задал первый вопрос по интересующей его теме:
— Господин Вернер! Только что Вы говорили о своем медицинском образовании. Вы принимали Клятву Гиппократа?
— Господин следователь! Я не понимаю, о чем Вы спрашиваете. Я занимаюсь только медициной, а не какими-то мистическими бреднями.
— Погодите, Вы как врач, просто обязаны принять эту клятву.
— Извините, но ничего подобного, ни во время учебы, ни во время работы, я не делал. Я даже не понимаю, почему я должен, что-то кому — то обещать против своей воли! Ведь клятва, это архаичное название обещания? Я прав?
Реакция присутствующих была разной. Соколов — остался невозмутимым, Быстрицкий — выглядел как человек, который обнаружил на привычном ранее месте, незнакомый предмет. Кацман — вот он был изумлен, и изумления своего не смог скрыть. Более того, он вмешался в процедуру допроса:
— Вы действительно не знаете о Клятве Гиппократа?
— Представьте себе, я только сейчас услышал о ней! И совершенно не понимаю, почему меня о ней спрашивают!
В разговор снова вступил Быстрицкий:
— Станислав Григорьевич! Вы задали правильный вопрос, но не забывайте, пожалуйста, что следствие веду все-таки я. Кстати, ознакомьте господина Вернера, с содержанием данной клятвы.
Кацман, чуть помедлив, не спеша, начал произносить внимательно слушавшему его Вернеру, слова древней клятвы. При этом, сразу становилось понятно, что слова эти, он выучил наизусть, а потому, в письменном источнике, нисколько не нуждается. Произнесенный текст, произвел на Вернера сильное впечатление, но он по-прежнему не понимал хода мыслей следователя.
— Господин следователь, я впечатлен! Но какое ко мне касательство, имеют ваши местные правила?
— Вернер! Вы видимо не понимаете, во что вляпались. То, что Вы не знаете тех законов, которые нарушили, вовсе не освобождает Вас от ответственности за их нарушение. Вы нарушили не какие то "местные правила". Вы нарушили те законы и конвенции, которые принимались ВСЕМ, я подчеркиваю, ВСЕМ ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ. И эти правила, до сих пор никто не отменял. То, что Вас не судили за это на Земле, вовсе не значит, что вам простят эти грехи на территории Русского Мира!
— Но в чем конкретном меня обвиняют?
— В том, что Вы проводили опыты над людьми! Причем неоднократно и даже на постоянной основе.
— Но господин следователь, медицина, как и любая наука, основана именно на опытах!
— Вы правы Вернер! Без опыта — нет науки. Но есть одно обстоятельство, которое и отличает науку от преступления. Вы ставили опыты на людях, которые не дали добровольного согласия, на принесение себя в жертву науке. Вы и сейчас, прибыв к нам, притащили с собой "подопытный материал". Видимо, Вы надеялись продолжить свои опыты у нас.
Быстрицкий помолчал немного, а затем произнес следующее:
— Вернер, судьбу Вашу, окончательно буду решать не я. Я только готовлю тот материал, на основании которого, умные люди, решат, что с Вами делать. Лично я, советую говорить мне правду, только правду и ничего кроме правды. Если я приду к выводу, что Вы врете или юлите — я запрошу разрешение, на применение особых методов следствия. Тогда Вы мне расскажете все, что я захочу услышать. Но те, кто будет принимать по Вам конкретное решение, совсем не лояльны к людям, из которых признание пришлось выбивать. Я советую Вам, все это принять к сведению и вести себя правильно.
— Господин Быстрицкий! Вот Вы говорите о соблюдении правил, о наличии которых забыли даже образованные люди. Но как тогда смотреть на Вашу угрозу, применить пытки? Разве это законно?
Вместо Быстрицкого, ответил Соколов:
— Видите ли, господин Вернер, я как человек, занимающийся вопросами этического надзора, отвечу Вам так: Закон не может быть единственным орудием справедливости. Есть еще принятая в обществе мораль. А она говорит о том, что нельзя причинять зла тому человеку, который пришел к тебе с чистой душой. Вы, и ваши люди, пришли к нам, чтобы получить защиту своей жизни и свободы. Мы приняли вас. Мы плюнули на те неприятности, которые может принести нам, подобное решение. Но приняв вас, мы должны быть, уверены, что не пригрели на груди змею. Сейчас, когда мы обнаружили, что лично Вы, жили неправедно и творили злые дела, мы требуем от Вас, объяснить свое поведение. Мы караем нарушителей закона и морали, но мы же, считаем, что человека, искренне осознавшего, что жил неправильно, нужно не наказывать, а исправлять. Но первым признаком осознания, мы считаем искренность. Если Вы расскажите все, о чем мы спросим, если Вы это сделаете без принуждения, значит, мы сможем вывести Вас из под действия законов. Но если Вы будете что-то скрывать, и нам придется принудить Вас к даче правдивых показаний, то погубите не только себя, но и тех людей, которые Вам доверились. Ибо только врагам есть, что скрывать от приютившего их.
НЕМЕЗИДА. ЦАРЕВ-ГРАД. РЕЗИДЕНЦИЯ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА.
Комната, где действующий ныне император Всея Руси Константин Третий из династии Вороновых, проводил совещание, воображения не потрясала. Те, кто строил резиденцию правителя Немезидской Руси, стремились не потрясать воображение посетителей представительской роскошью, а создать условия
