Встаю и все встают следом. Осматриваю склоненные в поклоне фигуры, и уже покидая Екатерининский зал слышу голос Батюшина:
— Перед вами, господа, следственные материалы на каждого из вас. Хищения, приписки, махинации, чисто уголовные преступления, в том числе и весьма пикантного свойства. Участие в заговорах, мятежах, финансирование тайных обществ, террористических групп и революционеров всех мастей. Сотрудничество с иностранными разведками, сомнительные услуги, получение денег за определенные действия, позволяющие выдвинуть обвинения в государственной измене. Да, вижу вы удивлены обилием материала и скоростью, с которой Высочайший Следственный Комитет их собрал. Не стоит удивляться, в государстве всегда было достаточно простых служак, у которых сердце болит за державу, и которые собирают подобные материалы в надежде, что когда-нибудь у власти появится политическая воля дать этим делам ход…
* * *МОСКВА. ДОМ ИМПЕРИИ. ОВАЛЬНЫЙ ЗАЛ. 26 марта (8 апреля) 1917 года.
Первое заседание новосозданного Совета Безопасности Империи, по понятным причинам, было созвано в экстренном порядке и носило довольно сумбурный характер, что, впрочем, не помешало соблюсти некоторые рамки бюрократических приличий.
Так Великий Князь Павел Александрович, буквально сегодня назначенный мной на должность секретаря Совета Безопасности, вполне справлялся с порученной миссией и оглашал повестку дня заседания и связанные с этим вопросы, остальные же члены Совбеза занимались привычными для подобных мероприятий вещами — просматривали бумаги, делали пометки, рисовали чертиков и делали все остальное, что обычно делают чиновники на всякого рода ответственных совещаниях.
Собственно, критической необходимости в создании еще одного совещательного органа при Императоре не было, можно было бы и повременить с этим делом, но в связи с возникшим кризисом и некоторыми непонравившимися мне действиями и бездействиями отдельных лиц (не будем показывать на выступающего пальцем), у меня возникла острая необходимость убрать Наследничка с должности командующего войсками Гвардии, и, желательно, сделать это элегантно, с соблюдениями светских и бюрократических приличий, дабы не сильно оскорбить Великого Князя и Наследника Престола Всероссийского. Короче говоря, нужно было двинуть его с опасной для меня должности куда-то с повышением, но так, чтобы лишить его любых непосредственных рычагов управления любыми силовыми структурами.
История учит нас (и меня), что именно всякого рода преторианцы и прочие лейб-гвардейцы всех монархий (и не только) со времен Древних держав и до самых нынешних дней, были, если не силой, то инструментом для всякого рода дворцовых переворотов, к коим я, с некоторых пор, испытываю устойчивое отвращение. А уж оставлять этот инструмент в руках своего возможного преемника было бы с моей стороны сущей глупостью. Тем более что именно старая Гвардия могла стать опорой для старой аристократии в попытке помешать мне осуществить мою революцию в России.
Но и отдавать командование Гвардией в руки кого-то другого было с моей стороны не менее опасно на данный момент. Потому я решил оказать честь "доблестному гвардейскому воинству" и взвалить командование войсками Гвардии на себя любимого, обосновав это длинным и полным патетики обращением к Лейб-Гвардии. Впрочем, как вы понимаете, командовать непосредственно я не собирался, да и физически не мог, поэтому я по факту выполнял роль шефа Гвардии, а непосредственное командование и особенно кадровое управление я взвалил на своего нового заместителя по Гвардии генерала Бонч-Бруевича, столь нелюбимого в светской тусовке обеих столиц и отвечавшего ей еще большей взаимностью. А это, в сложившихся непростых обстоятельствах, было для моего царствования дополнительным плюсом.
Впрочем, я отвлекся и нужно было включаться в процесс заседания.
— Какова сейчас ситуация с нашими бригадами во Франции?
Этот вопрос я адресовал военному министру. Сандро доложил:
— Государь, по последним сообщениям, бригада Лохвицкого по-прежнему окружена французскими войсками, хотя сами столкновения пока прекратились. Бригада Марушевского в ее марше на Париж была остановлена ввиду угрозы расстрела из пулеметов, которые были спешно переброшены французами с фронта на участок следования колонн 3-й Особой пехотной бригады. Командование британского экспедиционного корпуса вышло с предложением, во избежание возможных провокаций и столкновений, оцепить расположение наших частей британскими войсками. Так сказать, взять под охрану и развести стороны конфликта.
— Что французы?
Тут уже черед Свербеева настал.
— Официальный Париж настаивает на безусловном интернировании и суде над, якобы, виновными в мятеже и нападении на французских военных.
— Значит, продолжают вести себя, как слон в посудной лавке. Что ж…
Честно сказать, эффект от миссии Мостовского превзошел все мыслимые ожидания. Как там говаривал Филипп II Македонский? "Осел, груженный золотом, возьмёт любую крепость?" А если вместо осла будет слон? Что ж…
— Нет, об интернировании не может быть и речи. Империя своих не бросает. Стоит нашим солдатам сложить оружие, как на них повесят всех собак за, так называемый, мятеж. Нет, только вывод с оружием и развернутыми знаменами. Настаивайте на этом. Наша задача не только не допустить дальнейшего кровопролития, но и сохранить лицо в этой ситуации. Общественность в России и так возбуждена выше всяких пределов. Хорошо, насколько велика вероятность войны с Францией по-вашему?
Министр иностранных дел покачал головой:
— Трудно делать прогнозы в сложившейся ситуации, Государь. Русское посольство, консульские учреждения и расположения военных миссий отключены от всех средств связи и электричества, и оцеплены полицией. Никого не впускают и не выпускают. Косвенную информацию мы получаем по каналам американской прессы. Представляется, что шанс войны достаточно велик, Государь. Условная партия войны слишком набрала силу в Париже. Сторонники умеренной политики в отношении России пока в явном меньшинстве.
Я кивнул.
— Этот расклад может быстро измениться, если наступление Нивеля не достигнет быстрых результатов или если потери будут слишком велики.
— Да, Государь. — Свербеев склонил голову. — Но пока в Париже скорее некоторая эйфория от перспектив этого наступления. Так что трудно сказать что-то определенное относительно прогнозов.
— Что британцы?
— Осторожничают, Государь. Приняли на себя функцию посредников между нами и французским правительством. Сейчас мы через них ведем переговоры о порядке вывода войск из Франции. Лондон предлагает сопроводить русские
