– Так ты поэтому Колдер. Потому что бастард принца Кольдинга.
– И поэтому тоже, – улыбка капитана сделалась откровенно кривой, – но на самом деле я получил решением своего опекуна такую фамилию, потому что одна из рек, на которой стоит наш столичный город, называется Колдью, что означает быструю воду на древнем наречии… а следовало же меня хоть как-то назвать, рассудил лорд Кинриг. Кольдинги происходят от старого короля Коля, тысячу лет назад основавшего Регед, а Колдер – самое обычное прозвище, которое нередко встречается в здешних землях.
На языке у Гледерика теснилась еще тысяча вопросов, и в иных обстоятельствах он, порядком ошарашенный, задал бы их все сразу и одновременно, однако тут двери гостиной отворились, и в комнату вошел статный седовласый человек, державший свойственную высокородным дворянам прямую осанку. Жилистый и крепкий, он был облачен в черный с серебряным шитьем дублет, украшенный пышным белым воротником, а в ножнах на поясе висела длинная шпага. Стоило этому человеку появиться, Остин Колдер немедленно встал и согнул спину в глубоком почтительном поклоне.
– Я счастлив вас видеть, мой господин, особенно после столь долгой разлуки.
– Не сомневаюсь, – глубоко посаженные серые глаза вошедшего оставались холодны, и холоден был также его голос. Лорд Трев Кинриг, а это был, вне всякого сомнения, именно он, претворил за собой двери и пристально посмотрел сперва на Колдера, а затем на Гледерика. Под этим пронизывающим взглядом теперь уже Дэрри сделалось весьма неуютно – регедский вельможа словно прикидывал в уме, как сподручнее будет отрубить ему голову. – Я счел необходимым подслушать ваш разговор, – сообщил вельможа с таким видом, с каким принято зачитывать обвинение в государственной измене, – и ныне весьма опечален, что твой, Остин, и в юности чрезмерно длинный язык с годами сделался только невоздержаннее и развязней.
Если Колдер и оказался смущен словами своего воспитателя, то никак не выдал своих чувств.
– Ваша светлость, – сказал он, – мой спутник, сэр Гледерик Брейсвер – благородный человек, достойный всяческого доверия. Сюда, в Карлайл, нам пришлось пробиваться из Акарсайда с боем, несколько раз вступив в стычки с многократно превосходившим противником, и если бы не отвага сэра Гледерика, я бы не стоял сейчас перед вами.
– Что ж, рад, что ты хотя бы друзей выбирать научился, – тон аристократа не сделался теплее ни на йоту. – Я убедился, слушая вас, что ты обладаешь памятью о собственном прошлом… однако обладают ей и бессмертные твари, наводнившие в последние месяцы королевство. Я не могу знать, в самом ли деле ты все еще тот человек, которого я некогда знал… а потому будь любезен, дай увидеть свою алую кровь. Не идеальный способ проверки, но лучших в моем распоряжении нет.
– Что случится, если я откажусь? – с непроницаемым видом спросил Колдер.
– Тогда в комнату через потайную дверь ворвутся солдаты, которых я поднял по тревоге, покуда вы здесь болтали и без спросу хлестали мой виски… да и арбалетчики, притаившиеся во дворе, только и ждут, что моей команды. Ну же, мальчик. Не выказывай отцовский дурной норов. Я не для того тратил столько лет и сил на твое воспитание, чтобы сейчас тебя потерять.
Колдер молча обнажил клинок и коротко резанул по ладони. Полилась, стремительно проступая из раны, густая красная кровь. Трев Кинриг пристально изучил протянутую ему Колдером раскрытую ладонь, и лишь затем удовлетворенно кивнул:
– Надеюсь, ты действительно все еще остаешься живым человеком. Последний месяц выдался особенно сложным – твари появлялись каждую ночь, врываясь в дома и унося десятки жизней, а порой, обнаглев, выходили и при свете дня. Мы закрыли ворота, а не то горожане бы все разбежались. В последнюю неделю, правда, сделалось проще – уже ночей четыре или пять, как мне не сообщали ни об одном новом нападении, словно мертвецы все вернулись в земли Арауна, или откуда они изначально пришли. Только нечто подсказывает мне, что это лишь затишье перед бурей, которая скоро грядет, готовая смести нас с лица земли. Пускай твой спутник, – бесстрастно продолжал лорд Кинриг, – проделает сейчас тоже самое, что сделал предо мной ты.
– В этом нет никакой необходимости, – быстро сказал Колдер. – Сэр Гледерик…
– Сэр Гледерик сделает то, что я приказал, если хочет и дальше пить мое виски с тобой на пару. Я жду, молодой человек, и мои солдаты тоже все в ожидании.
– Без проблем, – беспечно сказал Дэрри. – Мигом исполню, милорд.
Он не испытывал даже малейших сомнений на предмет того, чтобы пустить себе кровь. В конце концов, он уже проходил подобную проверку, едва только повстречавшись с Гаретом Крейтоном, а что могло измениться по прошествии четырех ночей? Гледерик обнажил из ножен клинок и сделал по примеру Колдера легкий надрез. Края ранки разошлись, разрезанные острой сталью… однако никакой крови, вопреки всем ожиданиям, не выступило. Лишь заструился, быстро истаивая в воздухе, легкий серый дымок. В ноздри отчего-то забился запах прогорелого пепла – а затем порез сам собой затянулся в считанные секунды и бесследно исчез, не оставив по себе даже подобия шрама. По спине волной прокатился озноб.
Гледерик очень медленно опустил клинок острием в направлении пола, мимоходом порадовавшись, что не стоит напротив окна и может не опасаться возможного обстрела. Однако, по всей видимости, придется снова сражаться – или искать подходящие доводы, чтобы убедить этого весьма настороженного дворянина. Колдер выглядел удивленным, по бесстрастному лицу его воспитателя ничего нельзя было только сказать.
Осмысливать случившееся не больно-то и хотелось.
«Я ведь живой человек, разве нет… Может, только самую капельку мертвый, но не настолько ведь, как Элена Крейтон? Пока не настолько, хочется верить», – мелькнула лихорадочная мысль. Он умер, безвозвратно погиб в собственных королевских покоях посреди Тимлейнского замка, что высится в самом сердце Иберленского королевства – однако некой странной причудой высших сил оставался до некоторой степени живым, будучи заброшен в этот странный мир, одновременно похожий на его собственный и в немалой степени отличающийся от него.
– Ты еще не убит повторно лишь потому, что я заинтересован, – проронил лорд Кинриг, – как именно мой подопечный, прежде отличавшейся достойной уважения рассудительностью, оказался достаточно глуп, дабы спутаться с одним из посланников нашего неведомого врага, и привести его к моему очагу словно друга.
– Осмелюсь возразить, ваша светлость, я вовсе не посланник вашего врага,
