Под руководством капитана Макдоннелла, командира замкового гарнизона, Гарет с раннего утра, вставая еще до рассвета, и до середины дня занимался фехтованием, стрельбой из арбалета и лука, рукопашной борьбой. Изнурительные тренировки занимали много часов и продолжались каждый день. Мышцы нещадно ломило. С малых лет щуплый и тощий, Гарет со временем начал замечать, что его руки наливаются силой.
Капитан Макдоннелл обучал его драться на клейморе и бастардном мече, размахивать саблей, биться на кинжалах и топорах. Иногда завязывал Гарету глаза и выпускал против троих противников сразу. Он разговаривал с наследником замка, словно с крестьянским мальчишкой, взятым с одной из ближних ферм, и нещадно его гонял. Отец ни капельки не возражал.
Сам лорд Андрас преподавал Гарету единственное и самое главное, возможно, искусство – искусство плетения чар. Магический дар передавался в семье Крейтонов на протяжении многих поколений, от отца к сыну. После обеда и до самого вечера лорд Андрас запирался с Гаретом в Обглоданной башне, чьи окна смотрели на север, и показывал, как творить заклинания. «Чары помогут тебе там, где не справится меч», наставлял отец.
В молодости лорд Андрас успел повоевать за короля, на южных рубежах, служа престолу и магией, и клинком, и пожить в столице, блистательном городе Карлайл. Затем он обзавелся женой, возвратился в Крейтон и с тех пор не покидал его вовсе. Все его прочие дети, два сына и три дочери, умерли во младенчестве. Дети умирали сами, не всегда от хвори, иногда без всякой видимой причины — из них словно по капле вытекала жизнь. Выжил лишь самый младший, Гарет, и отец воспитывал его со всей строгостью.
— Не самое плохое детство, — отметил Дэрри Брейсвер. – По крайней мере, ты сын лорда, дворянин, наследник его земель. Мой отец был купеческим управляющим. Жили мы в большом городе, не бедно, но знатными людьми не считались. Отец вечно рассказывал мне всякие небылицы — про далекие земли, про удивительные страны. В пятнадцать лет я не выдержал и сбежал из дома. Решил посмотреть на все лично.
– Значит, вы сами не дворянин? — спросил Гарет.
Его собеседник немного помедлил с ответом.
— Я получил рыцарское звание и могу называть себя сэром, но добился я этого собственными умом, смелостью и изворотливостью. И, пожалуй, нахальством. Но по рождению я мещанин. Мои далекие предки происходили из дворян. Один из них сделал бастарда, и от того бастарда происходит наша фамилия.
– Странно вы память потеряли, мастер Брейсвер.
— А ты в этом хорошо разбираешься? Как нужно память терять? Да, я не помню, что делал год назад или неделю назад. Зато древних поэтов могу цитировать хоть наизусть. И вот это, самые истоки – они никуда не делись. Отец перед глазами, словно вчера последний раз виделись… Он вечно сокрушался, что мы не имеем того, что положено нам по наследству. А я решил не сокрушаться, а выцарапать себе все положенное зубами.
— Ваш отец был нерешительный человек?
-- Скорее, просто усталый. Работа замучала. А каким был твой отец?
– Суровым.
Отец Гарета был странным человеком – нелюдимым, неразговорчивым, скрытным. Он словно берег от окружающих некий секрет, грызший его изнутри, делающий его недоверчивым и тревожным.
Иногда, напиваясь в ненастный вечер, когда сквозь щели свистели ветра, лорд Андрас начинал бешено кричать, словно тайна, которую он в себе носил, рвалась с его уст наружу, не давая покоя. «Мы все обречены, ты и я, и наш наследник тоже, и весь белый свет! Весь мир обречен! А все потому, что проклятый дурак сделал то, что он сделал, гореть ему темным пламенем!» – кричал отец леди Элене, своей супруге, сидевшей в кресле напротив, прежде чем швырнуть в стену недопитый кубок с вином. Гарет не понимал, о чем речь и почему лорд Андрас злится, и боялся спросить.
Мать Гарета, молчаливая и незаметная, сидела неподвижно, выпрямив спину и сжав подлокотники кресла, пока ее супруг не мог успокоиться. Постепенно гнев лорда Андраса сходил на убыль, он откидывался на спинку кресла и засыпал. Леди Элена поднималась и уходила в свои покои, набросив на спящего мужа плед, проведя на прощание ладонью по его лицу. В детстве Гарет помнил мать совсем другой – улыбающейся, веселой, о чем-то перешептывающейся со своими дамами. Тогда отец и мать любили друг друга. Годы шли, неумолимые, один за другим, и в старом замке становилось все меньше смеха. Мать умерла, когда Гарету исполнилось тринадцать. Ее похоронили не в фамильном склепе, а на другом берегу озера, как она сама попросила, и Гарет часто приходил на ее могилу.
Наступили смутные времена. В окружавших замок лесах сделалось куда меньше дичи, а в озере почти перевелась рыба. Земля давала скудный урожай, пришлось как следует затянуть пояса. Крестьянские женщины рожали мертвых младенцев, а крепкие мужчины, в самом расцвете лет, иногда просто падали оземь и больше не поднимались. Деревня вымирала. Умер и капитан Макдоннелл – однажды просто не открыл утром глаза. Лорд Андрас не стал назначать нового капитана и возглавил гарнизон лично. Гарет понимал, происходит нечто неладное, но не вполне понимал, что именно.
Купцы забредали в замок нечасто, а те, что все-таки появлялись, приносили недобрые вести. Они приезжали с небогатым товаром и спешили поскорее его сбыть, не задерживаясь. Говорили, умер старый король, а лорды не могут избрать нового и затевают междоусобицу. Говорили, на границе вновь полыхает война. Говорили, чародеи заперлись в своих замках и не выходят к простому народу, ничем не желают помочь. Говорили, на трактах множится нечисть. Это была правда – охотники видели в лесу смутные тени, а на фермах пропадал народ.
Гарету исполнилось восемнадцать, но он по-прежнему не отъезжал от родных стен дальше, чем на двадцать миль. «Нечего тебе там делать», говорил отец, имея в виду большой мир. Как-то вечером, вопреки обыкновению совершенно трезвый, Андрас Крейтон хмуро сказал наследнику:
– Как ни бейся, все равно скоро сдохнем. Не сегодня, так через год.
Вспомнились его прежние крики, после которых печалилась мать.
– Что вы такое говорите, мой господин? – вежливо спросил Гарет.
– Что слышишь, болван. Думаешь, я просто так заперся в этом склепе и вас всех в нем схоронил? Мог бы шиковать в столице, на королевской службе, и щупать тамошних красоток, да кувыркаться
