– Я вообще не понимаю, что говорю. Прости.
– Ты сказал, что я похожа на звезду, – тихо повторила я. Слова повисли в воздухе между нами, и даже гром не мог заглушить их.
Но вот он опять надел свою бесстрастную маску – но только для тех, кто его не знал. Выражения его лица были точно иностранный язык: чтобы их расшифровывать, нужно было просто научиться читать. Линия губ смягчилась, Роман вздохнул, подошел ко мне и уселся рядом на забор.
Я наслаждалась этой легкой тишиной между нами. Тем, как мы позволили ветру и грому продолжать свой разговор, как будто могли их подслушать и узнать какой-то секрет.
– Твои друзья… – небрежно сказал Роман, пытаясь подобрать нужное слово.
– Их слишком много? – подсказала я.
Роман с некоторым облегчением кивнул.
– От Вайды у меня уши вянут.
Я улыбнулась.
– Не так, – простонал он. – Как это сказать по-английски?
– Уши горят, – ответила я, но потом задумалась. – Но на самом деле… знаешь что? Думаю, точного перевода просто нет.
Озадаченный Роман запрокинул голову и уставился в небо.
– Я живу здесь уже так давно. Почему все равно путаюсь?
– Ты вовсе не путаешься, – возразила я. – Ты расширяешь наш запас идиом, добавляя в него забавные новые варианты.
Роман с сомнением посмотрел на меня.
– Честно-честно, – заверила его я.
– Когда такое случается, я… – В небе вспыхнула очередная молния, на мгновение озарив его идеальным, восхитительным светом. Я заметила, как натянулась кожа на его горле, когда он сглотнул, как он чуть отодвинулся, скрывая лицо. – Я вспоминаю о том, что вообще не должен был здесь оказаться.
Я смотрела на него, пока он не повернулся ко мне снова. На этот раз мы оба не стали отводить взгляд.
Наконец я набралась смелости спросить.
– Приянка думает, что когда мы поможем Лане, ты захочешь вернуться домой.
Останься.
– Я много чего хочу, – ответил он. – И по большей части невозможного. Желания противоречат друг другу. Они меняются, дополняются, и я чувствую, как все они до ужаса недостижимы. Вернуться домой, сообщить маме, что мы живы и невредимы – вот чего я хочу. Но должен я делать совсем другое. Приянка и Лана – прежняя Лана – всегда хотели уничтожать таких как Мерсер. Из-за этого я всегда чувствовал себя эгоистичным и недалеким, потому что сам мечтал о таком месте, до которого пришлось бы ехать долго-долго. Где было бы спокойно и безопасно.
– Это вовсе не глупо и не эгоистично.
Останься.
Нам нужно чувствовать себя защищенными – это такая же человеческая потребность, как хотеть чего-то большего: отплатить за испытанные страдания или защитить тех, кого любишь. Если бы я могла вызвать молнию, чтобы выжечь тьму до последнего клочка – ради моих друзей – я бы это сделала. Я не колебалась бы ни секунды, даже если бы от меня потом осталась лишь кучка пепла.
После всего, через что им пришлось пройти. После того, что ему пришлось совершить, только чтобы не разлучаться с сестрой, Роман заслуживал тихой жизни там, где никто бы его не нашел. Подальше от Мерсера и «Синей звезды». Подальше от правительства, которое обязательно захочет разобрать его мозг на части, чтобы изучить.
Подальше от меня.
«Останься, – подумала я снова. – Пожалуйста, останься».
– Помочь Лане, вернуться домой… Я думал, что хочу этого больше всего на свете, – снова заговорил он. – Но теперь, похоже, это не так.
Его глаза были голубыми, как утреннее небо. Роман успел принять душ и побриться, и его кожа стала гладкой и мягкой. Он выглядел совсем юным, и в его слабой улыбке сквозила невыносимая нежность. Меня окатило теплое чувство надежды.
– Передумать не страшно, – тихо произнесла я, не в силах больше выносить его взгляд, от которого у меня до боли сжималось сердце. И поэтому я принялась разглядывать маленький шрам у него на подбородке. – О том, в чем ты действительно нуждаешься. О том, чего ты хочешь.
Его рука была так близко от моей. Я вспомнила, как он рассказывал о своей любимой музыке, о любимых песнях. Как легко и просто нам было тогда. И это же так просто – переплести наши пальцы.
– А чего хочешь ты? – спросил он.
Его вопрос вырвал меня из этих уютных сладких мечтаний.
Я подняла на Романа глаза.
– Если бы ты спросил меня две недели назад, я бы ответила так: единственное, чего я хочу – иметь возможность быть рядом с друзьями, быть им равной и защищать их так же, как они защищали меня. Я не могла принять, что они меня бросили. И все, каждый по-своему, оставили меня. Мой голос никогда не станет достаточно громким, чтобы позвать их и вернуть. Я была уверена: худшее, что могло бы случиться с нами – это потерять друг друга. Расстаться.
Роман молча слушал.
– Конечно, теперь я знаю, что расставание – это не самое худшее, хуже всего – подвести друга, – продолжала я. – Не могу перестать думать о Руби, о том, через что ей приходится сейчас проходить. О том, что она одна. Я знаю – Руби пыталась нас защитить, но… может, мы разочаровали ее? Неужели она не доверяла нам настолько, чтобы попросить о помощи? Может, она догадалась, кто в этом замешан – правительство, и потеряла веру в нас… не знаю. Я так боюсь за нее.
– Она не потеряла веру в вас, – проговорил Роман. – Я мало что знаю о ней, но я уверен, что Руби не хотела подставить вас под удар.
Убежденность, прозвучавшая в его голосе, дала мне надежду.
– Все это время она была у «Леды»… даже еще до взрыва. Несколько недель. А я отказывалась верить в то, что это возможно.
Было легче смириться с решением Руби покинуть Убежище, чем допустить даже мысль о том, что до нее добрались агенты правительства. Но если бы я всe знала с самого начала, что я могла бы сделать, обладая лишь иллюзией власти и влияния.
