Но это была не жизнь.
– В общем-то, на этом всe, – подвела черту Приянка. – В чем-то мне повезло, потому что Лана и Роман стали для меня той семьей, какую никогда не мог дать мне отец. Если бы не это всe, я никогда бы с ними не встретилась.
И до сих пор…
Она вытянула руку и закатала рукав, так что стала видна вытатуированная на коже синяя звезда.
– Не знаю, почему я не избавилась от нее. Роман выжег свою через несколько дней после того, как мы сбежали, но я не смогла заставить себя это сделать. Для Романа оказалось невыносимым, что его пометили, будто чью-то собственность, но я никогда не смотрела на это с такой точки зрения. Для меня это был в большей степени символ единения. Знак того, что мы были семьей. Теперь это напоминание о том, что мир совсем не черно-белый. И во всем есть как хорошее, так и плохое.
Мое сердце наполнилось бесконечной усталостью. Я просто не могла больше это выносить и прижала ладони к глазам.
– Только не начинай, – предупредила меня Приянка. – А то я тоже расплачусь и не смогу остановиться.
Я откашлялась.
– Прости. Иногда кажется, что больше уже невозможно, понимаешь? Я всегда считала, что когда я стану старше, станет легче, но на самом деле я просто лучше научилась притворяться.
– Таким, как мы, тяжело. – И Приянка положила руку мне на плечо. А я прижала ее своей ладонью. – Мы чувствуем всe.
Из туалета показался Роман. Его мокрые темные волосы блестели на солнце.
– Сочувствую, – проговорила я. – Должно быть, невыносимо видеть, во что превратилась Лана.
– Невыносимо станет, если я потеряю надежду вернуть ее, – отозвалась Приянка. – А этого не случится. Никогда. Мое сердце – оно как колесо. Чертовски часто трескается или ломается, но большую часть времени просто катится вперед.
Глава двадцать восьмая
Я развернула карту и, положив на руль, расправила. Я переводила взгляд с крестика, которым Роман отметил нужное место, на здание на другой стороне улицы. Мы использовали убогий GPS-навигатор одноразового мобильника, чтобы найти адрес в Батон-Руж, но в данных со спутника, похоже, случился какой-то сбой, или Роман неправильно перенес координаты. Что-то не складывалось.
– Думаю, всe верно, – сказал Роман, прикрывая глаза от солнца, чтобы получше рассмотреть здание. – К несчастью.
– Мне кажется, будто я слышу, как внутри кричат призраки детей! – содрогнувшись, выпалила Приянка. – Неужели Руби так любит кататься на роликах, что ради этого будет готова проехать через несколько штатов, рискуя быть пойманной правительством. И все только, чтобы немного развлечься.
Роллердром «Риверсайд-Ринк» находился на окраине города, на улице, которой еще не коснулась та живительная сила, действие которой мы наблюдали в других местах. Финансирования и рабочих рук, похоже, хватило только на городской центр.
Мы припарковались напротив, за закрытым «Макдоналдсом», и перекусили едой из торговых автоматов на игровой площадке – когда-то яркой и красочной, а теперь выгоревшей и полинявшей. Роман настоял, чтобы мы сначала проследили за зданием, отмечая, когда кто-то приходит или уходит. Пока что ничего. Никого.
– Не думаю, что она там, – проговорила я, выбрасывая обертку от M amp;M´s в переполненный мусорный бак. На нее тут же спикировал рой мух. – Думаю, здесь уже лет десять никто не появлялся.
На светящемся названии катка не хватало половины букв – то ли отвалились сами, то ли кому-то они очень понадобились. Парковка пустовала, разметка на ней выцвела. Окна, как и у всех домов в округе, были заколочены и разрисованы надписями, запрещающими вход.
– Что ж, мы-то здесь. По крайней мере, узнаем, почему это место ее заинтересовало, – откликнулась Приянка. – Готовы?
Роман проверил, заряжен ли пистолет, и кивнул.
Роллердром был закрыт – на главной двери даже висела цепь. Однако черный ход почему-то оказался не заперт.
– Заявляю для протокола: мне это не нравится, – сообщила Приянка.
– У нас нет протокола, – прошептал Роман.
Она выразительно посмотрела на него. Парень ответил таким же взглядом.
– Мне пойти первой? – предложила я.
Мы прижимались спиной к кирпичной стене, а перед нами возвышались груды мусора, которые тянулись от мусорных контейнеров. От них исходил такой отвратительный запах, что я подняла воротник рубашки прикрыть нос и рот.
Мы вошли внутрь. Роман водил пистолетом из стороны в сторону, осматривая помещение, где когда-то находилась кухня роллердрома. Всю бытовую технику успели разобрать, остался только гриль. О прошлом напоминал лишь засохший ломтик оранжевого сыра на полу. Мы двинулись в глубь здания, и свет, проникавший снаружи, потускнел. Я вытащила фонарик из заднего кармана джинсов и включила его.
Роман ступил на главную площадку роллердрома, но тут же повернулся к нам, прикрыв рукой рот.
– Не… – заговорил он, когда я подошла ближе.
Слишком поздно – я тоже почуяла этот запах. Отвратительный сладковатый запах гниющей еды смешивался с вонью нечистот, которую ни с чем не спутать, и… с чем-то еще. Здесь пахло смертью.
Я с ужасом наблюдала, как узкий луч фонарика очерчивает по площадке круг за кругом. Ровно уложенные коньки. И снова мусорные кучи, а еще несколько ведер, разбросанных вокруг.
Тело.
Спиной к нам на боку лежала девочка, свернувшись клубком и подтянув колени к груди. Длинная темная коса тянулась по полу у нее за спиной, кончик волос был скрыт обрывком какой-то упаковки. Клетчатая рубашка, темно-красная с черным. Девочка не двигалась.
Она не дышала.
Я замедлила шаг.
Остановилась.
Руби.
Фонарик выскользнул у меня из рук, ударившись о твердый пол. Кровь зашумела в ушах, и я испугалась, что меня сейчас разорвет на части.
Чьи-то руки схватили меня за плечи, Приянка повернула меня к себе, она что-то говорила, но я словно оглохла. Я высвободилась, я не могла оторвать глаз от той страшной картины, глядя на то, как Роман мрачно обходит девушку и садится на корточки рядом с ней.
Пальцы Приянки больно впились мне
