— Рад переменам, друг мой. Скорым переменам в жизни, — с мечтательным видом проговорил Моран.
— Заинтересовала какая из девушек? — с облегчением спросил шевалье, радуясь, что время скорби по маркизе скоро закончится и де Шалон наконец выберется из своего траурного кокона. — Можно устроить бал и пригласить их всех. Познакомишься, присмотришься…
— В этом нет необходимости, — оборвал друга страж. — Я уже все решил. Моей избранницей станет — как ты сказал? — досадное недоразумение.
Заметив, что Касьен застопорился, огорошенный его словами, Моран обернулся и воскликнул весело:
— Ты что, здесь корни решил пустить? Поехали скорей! Хочу уже сегодня обрадовать барона и его пустышку-дочь.
ГЛАВА 1
— «…Пленившись красотой земного юноши, пресветлая Витала снизошла с небес, дабы забрать возлюбленного с собой в райские чертоги. Но сердцем молодого человека уже владела другая, и он отверг любовь Единой. Разгневавшись, богиня низринула его в бездну. Так появился первый демон мглы. Мира, которым и по сей день правит претемный Морт — бог смерти и кошмаров». — С трудом подавив зевок, я перелистнула страницу одного из наинуднейших талмудов, когда-либо созданных летописцами былых времен.
«Сказания о пресветлой Витале, Создательнице неба и земли, Повелительнице стихий и жизни» — гласило тиснение на видавшем виды переплете. Некогда золотое, а теперь почти неразличимое.
Данный опус, а также подобные ему не менее скучные книженции денно и нощно штудировали в монастырях девицы из благородных семей. К счастью или нет, но ни я, ни Соланж с Лоиз в Сент-Луази не попали. Папа просто было нечем платить монахиням за наше с сестрами содержание. Тех крох, что оставались после уплаты королевского налога и сеньориальной ренты, едва хватало на жизнь. А наследство дедушки, покойного барона ле Фиенн, ушло на обучение сначала Флавьена в коллеже стихий, потом — после того как брата удалось пристроить в королевский флот, — Маржери в монастыре.
Стремясь вложить в умы младших чад хотя бы толику знаний, родители решили, что было бы неплохо нам самим заняться своим образованием. Каждый вечер мы собирались в гостиной для чтения «мемуаров» Единой и прочих бесполезностей.
Разумеется, своим мнением о хранившихся в домашней библиотеке книгах я ни с кем не делилась, дабы не шокировать дерзким вольнодумством почтенное семейство. Мама во время наших занятий устраивалась в своем любимом плетеном кресле с не менее любимым рукоделием, папа усаживался поближе к очагу, не способному согреть после затянувшейся зимы просторное, пронизанное сыростью, дышащей из всех щелей, помещение. Даже гобелены, закрывавшие стены, не спасали от холодов. За долгие годы ткань истончилась, узоры на ней поблекли. Ветхие тканые полотна являлись немым напоминанием о том, каким великим был некогда род ле Фиенн и что от него осталось. Лишь клочок земли, отданной испольщикам, да старый особняк, полный призраков счастливого прошлого и изъеденной временем мебели.
Пока глава семейства коротал время у огня, сначала сосредоточенно набивая трубку табаком, потом испуская вонючие миазмы или задумчиво посасывая длинный черешневый чубук и при этом безнадежно вздыхая, мы с близняшками читали друг другу вслух. Сегодня была моя очередь. С горем пополам преодолев первые три страницы о похождениях неугомонной богини, я уже отчаянно зевала. А Соланж так и вовсе клевала носом.
— Мама, почему Единая не успевала менять любовников, а мы, ее дочери, всего один раз в жизни имеем право сходить замуж? — с таким скорбным видом произнесла Лоиз, что я не сдержала улыбки.
— Не переживай, ты и раза не сходишь! — хмыкнула Соланж, опередив уже готовую вознегодовать баронессу, и по-детски показала сестре язык.
После чего близняшки дружно повернули головы в мою сторону и надулись, точно бурундучки.
Я нервно захлопнула потрепанный томик. Разве моя вина, что в Вальхейме существует немало глупых традиций, уже давно изживших себя?! По одной из них младшие дочери не имеют права выходить замуж до тех пор, пока дом не покинут старшие. В нашем случае читай — никогда. Кому захочется породниться с пустышкой вроде меня? Да еще и из обедневшей, пусть и дворянской, семьи. А главное, двадцать четыре года — немного поздновато для начала семейной жизни. Я уже давно записала себя в старые девы и даже смирилась с тем, что навсегда останусь в родных пенатах. Значит, на то воля нашей не в меру ветреной и любвеобильной богини.
Но вот смириться с тем, что являюсь невольным препятствием на пути сестер к счастью (после замужества Маржери они словно с ума посходили и только и думают о том, как бы поскорее выскочить замуж), не смогу никогда.
— Что за глупости, Лоиз, лезут тебе в голову! — запоздало возмутилась ее милость и, беря пример с близняшек, обиженно буравящих меня взглядами, тоже покосилась в мою сторону. Неодобрительно покачала головой.
Порой мне кажется, случись со мной какое несчастье — и сестры вздохнут с облегчением. Для них я досадная преграда, которую никак не получается преодолеть.
С каждым годом шансы пристроить меня в хорошие (или не очень) руки уменьшались. Уверена, мама с радостью сбагрила бы меня первому встречному. Главное, чтобы у него имелся хоть какой-нибудь, даже самый завалящий титул и я не опозорила наше славное семейство еще больше.
Если такое вообще возможно.
И маменька, и сестры как-то быстро позабыли, зачем мы здесь собрались, и все свелось к злободневной теме: я — негодный товар на рынке невест.
— Если бы ты, Ксандра, не была такой ледышкой, сумела бы приворожить того милого шевалье из Тарта.
Под «милым шевалье» подразумевался плешивый месье Бошан «слегка» за пятьдесят — дальний родственник маман, всю прошлую осень гостивший у нас в Луази. Сколько же мне пришлось выдержать похотливых взглядов и выслушать сомнительных комплиментов в свой адрес! А однажды чуть не спустила этого молодящегося павлина с лестницы, когда он попытался обслюнявить мне щеку поцелуем.
Не спустила лишь потому, что в тот момент из кабинета показался папа и взял на себя все хлопоты по выставлению наглеца из дома.
— Желаю тебе, дорогая Лоиз, встретить такого же милого шевалье, — не сдержавшись, огрызнулась я.
— Какая же ты все-таки эгоистка, Ксандра! — взвизгнула Соланж.
— Еще какая! — воинственно поддержала сестру Лоиз и с негодованием тряхнула
