ученые. Описав с мельчайшими подробностями устройство мочевого аппарата, католический ученый Джованни Перез задает вопрос: «Действительно, кто мог бы изобрести столь сложную, умнейшую и целенаправленную структуру и так глубоко постичь научные принципы до того, как человеческий рассудок их познал?..» >271> Бог, отвечает он, хотя не понятно, почему бог не изобрел менее сложную структуру мочевого аппарата и зачем ему нужно было вникать в созданные им же самим научные принципы.

К столь же «веским» аргументам, рассчитанным на простаков, прибегает и кардинал парижский Фельтен, слывущий в церковных кругах утонченным интеллигентом. «В воспроизводстве зверей мы видим живое доказательство сверхчеловеческой мудрости…— заявляет Фельтен,— акула, этот ужасный и опасный морской хищник, производит только двух или трех детенышей в год, в то время как селедка, этот повседневный хлеб жителей Лам аптского побережья, плодит ежегодно многие миллионы икринок» >272>.

Ну, как тут не умилиться перед мудростью божьей и не удивиться учености кардинала Фельтена? Следовало бы только добавить к сказанному им, что по милости всемудрейшего и всеведущего бога быстро размножаются не только всем полезные селедки, но и блохи, клопы, мухи, самые разнообразные вредоносные микробы и им подобная нечисть. С какой целью, для чего? Да и акулы с какой целью были сотворены богом? Вот вопросы, на которые церковники никогда не смогут ответить вразумительно.

Церковники уверяют, что данные пауки «подтверждают» существование бога. Но тогда почему неверующие под влиянием научных знаний не становятся верующими? Почему имеет место явление обратного порядка: освобождение миллионов людей от религиозного дурмана под влиянием науки, научных достижений, научных данных? И эти вопросы церковники предпочитают оставить без ответов.

Церковникам, заявляющим, что наука подтверждает существование бога, немецкий прогрессивный ученый Олаф Клор отвечает следующим образом, и мы с ним вполне согласны:

Ни один достоверный, поддающийся научной проверке факт не подтверждает существование бога. Научная философия, диалектический материализм при этом указывают, что нет абсолютно никаких научных оснований для предположения о существовании бога, бог не может быть открыт средствами человеческого познания. Сама же по себе вера в бога не является каким-либо доказательством существования бога. Человек может верить во что угодно, так как вера не требует доказательства.

Не наука является ошибочной, если она противоречит вере, а содержание силлогизмов католической веры является ложным, так как оно не подкрепляется действительностью.

Заниматься наукой — значит познавать природу и ее законы. Познание природы ничего не имеет общего с «познанием бога».

Чем больше продвигается наука вперед, тем больше она познает природу, но не бога.

Утверждение католической теологии о том, что наука совместима с христианской религией показывает, что в настоящее время церковь стремится скрыть противоречия науки и религии от людей, получивших светское образование. Этим утверждением теологи делают попытку ввести в заблуждение ученых и, если возможно, превратить их в католиков под предлогом, что их научные воззрения и религиозные догматы не противоречат друг другу>273>.

Тезис папы римского о том, что наука за каждой дверью открывает господа бога, не убеждает даже многих верующих. Об этом свидетельствуют статьи и высказывания ряда католических деятелей. В качестве примера можно привести статью французского католика Жана Лакруа «Содержание и значение современного атеизма», опубликованную в парижском клерикальном журнале «Эспри».

Лакруа справедливо отождествляет современный атеизм с наукой. Атеизм, основывающий свои выводы на достижениях науки, заявляет Лакруа, разрушил доказуемого бога. Теперь все еще можно верить в бога, говорит Лакруа, но нельзя надеяться представить научные доказательства его существования.

Правда, Лакруа считает, что это идет на пользу религии, ибо наука якобы очищает религию от наносного, от ложного, от фантастического. Все, что доказано наукой, теряет свой божественный характер. «Таким образом,— утешает себя Лакруа,— наука заставляет христиан в некотором роде постоянно совершенствовать все то, что называется довольно неточно доказательствами существования бога» >274>.

Вообще, признает Лакруа, пытаться по-научному обосновать существование бога — значит опровергнуть его существование, ибо сам факт такой попытки превращает бога из субъекта в объект и тем самым лишает его ореола святости.

Научный метод познания, пишет Лакруа, именно благодаря своей честности и точности, угрожает обесценить религиозную веру, которая легко представляется ученому неопределенным, субъективным и почти шулерским методом познания. Если учесть, что наука не является больше привилегией немногих избранных, а распространилась и популяризировалась во всех слоях общества и что она является закваской нашей цивилизации, то можно понять ту угрозу, которую она представляет для «проблемы бога» >275>.

Лакруа задает вполне законный, с его точки зрения, вопрос: «Отметая все то положительное, что заключает в себе совре-мснный атеизм, не ставит ли верующий себя вне действительности и не спасает ли он только идею бога, без содержания и без правды?»

Этот вопрос, на который Лакруа не решается ответить, насыщен драматизмом. Задавая такой вопрос своим читателям, Лакруа предполагает возможность примирить не только науку, но и сам атеизм с верой в бога.

Еще более откровенно высказывается аббат Тейляр де Шарден: «Синтез христианского «бога», который на небеси, с марксистским земным «богом» — вот единственный бог, которому мы можем впредь поклоняться…» >276>

Вот какие головокружительные «сальто-мортале» вынуждены делать церковники, низведенные прогрессом науки до роли балаганных шутов. Но не все теологи столь «отважны», как Лакруа и Шарден. Поль Шошар, напрнмер, выступает с более умеренных позиций. Он ратует за разграничение сфер деятельности науки и религии, оставляя за религией право философского толкования научных открытии и природных явлений. Он пишет: «Религия должна оставаться на своем месте, обрести самое себя, ничего не объясняя (объяснять — это дело науки), но устанавливая сущность всего. Мы живем на последнем этапе этого приспособления» >277>.

Иезуит Рюссо — главный исповедник при французском Католическом союзе ученых в своем выступлении на тему «Сто лет диалога между наукой и верой» говорит: «К сожалению, многие католики не способны понять размеров н значения огромного развития науки, которое теперь осуществляется. Эту слепоту, причины которой сложны, можно без сомнения объяснить, но тем не менее ее трудно понять, она может принести немалый вред верующим…

История с Галилеем должна была бы нас научить кое-чему… Не следует забывать, что новые теории вырабатываются ощупью, таким образом, следует проявлять к ним такт, подходить интуитивно, что, к сожалению, слишком редко возможно в спорах, которые вот уже столетие разъединяют пауку и религиозное мышление» >278>.

Иезуит Рюссо прав. История с Галилеем должна была научить католическую церковь уму-разуму. Но иначе рассуждает папа римский. С его точки зрения, права была инквизиция, а не Галилей. Пий XII считал, что наука перестает быть таковой, если она не подтверждает религиозные догматы.

ПЕРЕПОЛОХ СРЕДИ ТЕОЛОГОВ ИЗ-ЗА КАКОГО-ТО ВОЛЧКА…

Спутник? Подумаешь, невидаль! — с претензией на сарказм писал орган Ватикана «Оссерваторе Романо» на следующий день после того, как весь мир был

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×