К ней примешивалась бессильная злость. Пеккса злило, что он пропустил этот бой. Как и павшие воины, он жаждал крови, жаждал сжечь свою беспомощность и грядущую судьбу на костре боевой ярости.
Эти чувства захлестывали его волной, поднимали из пучины отчаяния, а затем снова бросали вниз, на самое дно.
В те минуты, когда он не скитался по полям сражений, он бродил сквозь серый туман по мрачным лесам, где на голых ветках не было ни одного листка, по костяным пустыням, по городу, где болезненно бледные лица осуждающе смотрели на него из окон, лишенных стекла.
Когда видения отпускали его, вокруг оставалась только непроглядная тьма его собственной камеры. Космическим десантникам требовалось куда меньше света, чем простым смертным, чтобы видеть четко — но в камере освещения не было вовсе. Она была так надежно защищена от малейшего проникновения света, как будто находилась глубоко под поверхностью планеты, лишенной солнца. Иногда Пекксу казалось, что он и правда похоронен под землей, и только рокот корабельных двигателей и редкие, отдаленные шорохи и голоса экипажа не давали ему окончательно увериться в этом.
Вокруг было так темно, что он не понимал, открыты его глаза или нет, и не мог с уверенностью сказать, мерещится ли ему это все или снится. Постепенно в темноте поселились ее собственные ужасы, и они так тесно переплелись с его видениями, что он больше не мог отличить одно от другого.
Пеккс даже не представлял, что существует настолько глубокое отчаяние. Если бы Имперская Истина не отрицала такие вещи, он бы решил, что его душу вырвали из тела и окунули в зловонный котел, наполненный самыми чудовищными грехами.
Он слышал собственное дыхание. Постепенно оно становилось более хриплым, и ему начало казаться, что он перестает быть человеком и превращается во что–то иное. Может быть, так оно и было.
Так прошло некоторое время — Пеккс не знал, как долго он провел в заключении, ― а затем раздался лязг замка. Слабый голубоватый свет, льющийся из тюремного коридора, показался Пекксу ослепительным, хотя на самом деле он был не ярче, чем предрассветные сумерки.
В камеру зашел Агапито. Пеккс узнал его запах.
― Как ты тут, брат?
Пеккс рассмеялся в ответ на этот вопрос, и его кандалы зазвенели.
― Паршиво, ― ответил он. — Меня оставили тут наедине с кошмарами — не самый приятный способ провести досуг.
― Этого следовало ожидать, ― сочувственно ответил Агапито. Будучи детьми, они с Пекксом участвовали в восстании Коракса. Они жили в таких камерах всю свою жизнь, пока Император не помог им подняться к звездам. Они сражались, чтобы освободить от такого существования остальных, а теперь Пеккс снова оказался там, откуда все началось, запертый во тьме.
― Неприятное местечко, ― заметил Агапито.
― Я должен пережить это. Дойти до самого конца. Если я хочу исцелиться, то сначала должен пострадать.
― Это как–то даже… религиозно звучит.
Пеккс прикрыл глаза и поднял голову, опираясь затылком на стену.
― Не вижу, чтобы это помогало, ― он покачал головой. Когда его только привели сюда, его голова была выбрита налысо, теперь же по шершавому металлу зашуршала щетина. — Никогда не думал, что паду жертвой черной метки. Мне казалось, у меня не тот характер.
― Это не от характера зависит.
― Что ж, ладно, ― горько откликнулся Пеккс. — Извините, капитан, но у меня сейчас нет настроения разговаривать. Если у вас есть, что сказать — прошу вас, говорите и уходите, ― он мрачно усмехнулся. — Если только вы не пришли сюда, чтобы выпустить меня. В таком случае, я пойду с вами.
― Есть такая вероятность, ― ответил Агапито.
Пеккс подался вперед. Он повернул голову, глядя на командира, щурясь от света. Тени скрывали половину лица Агапито, и голубое сияние делало его похожим на половинку луны.
― Я не поправился, ― проговорил Пеккс.
― Нет. Но есть другой способ.
― Теневые Убийцы, ― заключил Пеккс, и поднял руки, зазвенев кандалами. — Значит, дошло до Моритат.
― Служба в их рядах может помочь тебе, ― ответил Агапито.
― А может и нет. Исцелиться или умереть — постыдный выбор.
― Это уже не так. У них теперь новое имя и новая цель.
― Но чести по–прежнему нет.
― Ты слышал, что случилось? — спросил Агапито.
― Частично, ― ответил Пеккс. — Раз в два дня приходит апотекарий, чтобы накормить и осмотреть меня. Он говорит. Он утверждает, что между периодами изоляции полезно поговорить. Такое переключение между состояниями может вытащить разум из пучин этого проклятого самоедства.
― Висенте Сиккс, ― кивнул Агапито. — Я беседовал с ним…
О моем состоянии, мысленно закончил Пеккс, но вслух этого не сказал никто.
― Ты слышал об Агарте?
― Да. Анимафаг. То, что он сделал — чудовищно. Гораздо страшнее, чем мои видения. Мне жаль, что так случилось. И очень скверно, что ему удалось сбежать.
― Мы уже нашли его, правда, на это ушло много драгоценного времени.
Пеккс почувствовал, что капитан расстроен. Черная метка обострила его восприятие. Агапито хорошо скрывал свои эмоции, и ни выражение лица, ни тон, которым он говорил, не выдавало его психическое состояние, но тем не менее, каким–то шестым чувством Пеккс уловил его недовольство.
И это его обеспокоило.
― Сколько?
― Несколько недель, ― ответил Агапито. — К тому же в его поисках применялись некоторые… спорные методы.
― Например? — спросил Пеккс, но Агапито пропустил его вопрос мимо ушей.
― Агарт укрылся на аванпосте, скрытом в верхних пределах звездной короны, ― проговорил он. — Мы собираемся отправить за ним Моритат.
― И вы пришли, чтобы предложить мне присоединиться к ним. Они — убийцы. Психопаты. Отбросы легиона.
― Верно. Многие из них — рецидивисты, но, тем не менее, есть и такие, кто носит черную метку, как и ты. И некоторые из них смогли оправиться от нее на службе в этом темном братстве.
― Значит, вы приказываете мне присоединиться к ним, капитан?
― Не приказываю, предлагаю. Если хочешь знать мое мнение, то тебе стоит это сделать. Куда больше легионеров избавились от черной метки, сражаясь, а не сидя в камере, глядя в лицо темноте.
― Красивый эвфемизм для фразы «чокнуться и разорвать самого себя на части».
― Не без этого, ― ответил Агапито.
― Конечно же, я соглашусь.
― Я так и думал, ― Агапито нажал на кнопку небольшого пульта, висящего у него на бедре. Кандалы Пеккса расстегнулись, но стоило ему встать, как у него закружилась голова. Он слишком долго сидел здесь.
― Когда мы отправляемся? — спросил Пеккс.
― Прямо сейчас, ― откликнулся Агапито.
Солнце
