– Этого быть не может! – послышалось из зала, и Клаус узнал голос мистера По. Тот взбежал по ступенькам на сцену и взял из рук судьи Штраус бумагу. – Это какая-то немыслимая чепуха.
– Боюсь, что эта чепуха является законом. – Глаза судьи Штраус наполнились слезами. – Прямо поверить не могу, как легко я дала себя обмануть. Сама я никогда не причинила бы вам вреда, дети. Никогда.
– Да, обмануть вас ничего не стоило, – с ухмылкой подтвердил Граф Олаф, и судья расплакалась. – Завладеть их состоянием оказалось парой пустяков. А теперь, прошу извинить, мы с женой отправляемся домой, у нас впереди брачная ночь.
– Сначала отпустите Солнышко! – закричал Клаус. – Вы обещали!
– Да, а где Солнышко? – спохватился мистер По.
– В настоящий момент крепко-накрепко увязана, – отозвался Граф Олаф. – Если вы простите мне маленькую шутку.
Глаза у Графа Олафа блестели особым блеском, когда он нажал на кнопку рации и стал ждать, пока крюкастый ответит.
– Алло! Да, конечно, это я, болван! Все прошло по плану. Вынь, пожалуйста, девчонку из клетки и доставь прямо сюда, в театр. Они с Клаусом должны еще выполнить кое-какие задания до сна. – Граф Олаф кинул на Клауса колючий взгляд: – Теперь ты удовлетворен?
– Да, – спокойно ответил Клаус. Удовлетворен он, естественно, не был, но по крайней мере младшая сестра уже не болталась в клетке на верху башни.
– Не думай, будто ты в такой уж безопасности, – шепнул ему лысый. – Граф Олаф еще займется тобой и твоими сестрами попозже. Он просто не хочет этого делать на людях.
Клаусу не нужно было объяснять, что лысый разумел под словом «займется».
– А вот я совершенно не удовлетворен, – заявил мистер По. – Это абсолютно чудовищно. Абсолютно кошмарно. Это немыслимо в финансовом отношении.
– Боюсь, однако, что тут все по закону, – возразил Граф Олаф, – а закон налагает обязательства. Завтра, мистер По, я зайду в банк и заберу все деньги Бодлеров.
Мистер По хотел что-то сказать, но у него начался приступ кашля. Несколько секунд он кашлял в платок, а все вокруг ждали, когда он заговорит.
– Я не допущу этого, – выдохнул он наконец, вытирая рот. – Решительно не допущу.
– Боюсь, придется, – возразил Граф Олаф.
– Ох… наверное, Олаф прав, – всхлипнула судья Штраус, – этот брак имеет законную силу.
– Прошу прощения, – вмешалась вдруг Вайолет, – но, возможно, вы ошибаетесь.
Все повернули головы в ее сторону.
– Что вы такое говорите, графиня? – спросил Олаф.
– Никакая я не графиня, – огрызнулась Вайолет с запальчивостью, что в данном случае означает «крайне раздраженным тоном». – По крайней мере я думаю, что это так.
– Каким это образом? – осведомился Граф Олаф.
– Я не подписалась той рукой, которой обычно подписываю документы.
– Как так? Мы все видели, как ты подписалась. – Бровь у Графа Олафа поползла вверх.
– Боюсь, твой муж прав, милочка, – печально сказала судья Штраус. – Отрицать это бесполезно. Вокруг слишком много свидетелей.
– Как и большинство людей, – продолжала Вайолет, – я правша. Но бумагу я подписала левой рукой.
– Что?! – закричал Граф Олаф. Он вырвал бумагу у судьи Штраус и вгляделся в нее. Глаза его заблестели. – Ты врунья! – зашипел он.
– Ничего подобного! – взволнованно воскликнул Клаус. – Я заметил, как у нее дрожала левая рука, когда она подписывалась.
– Но доказать это невозможно, – возразил Граф Олаф.
– Почему же, – сказала Вайолет, – я с удовольствием подпишусь еще раз на отдельном листке правой рукой, а потом левой, и мы сравним – которая подпись больше напоминает ту, что на документе.
– Неважно, какой рукой ты подписалась, – настаивал Граф Олаф, – это не играет роли.
– Если позволите, сэр, – вставил мистер По, – предоставим решать это судье Штраус.
Все посмотрели на судью Штраус, вытиравшую последние слезы.
– Дайте-ка сюда, – сказала она тихо и закрыла глаза. Потом глубоко вздохнула, и бодлеровские сироты вместе с теми, кто им сочувствовал, затаили дыхание, глядя, как судья Штраус наморщила лоб, усиленно обдумывая создавшуюся ситуацию. Наконец она улыбнулась. – Если Вайолет действительно правша, – судья старательно подбирала слова, – а подписывалась левой рукой, значит подпись не соответствует условиям матримониального права. Закон ясно говорит: «Брачный договор должен быть подписан той рукой, какой обычно подписывают документы». Таким образом, можно заключить, что брак этот недействителен. Ты, Вайолет, не графиня, а вы, Граф Олаф, не имеете права распоряжаться бодлеровским состоянием.
– Ура! – раздалось из зала, некоторые зааплодировали.
Если вы не законовед, вам может показаться странным, что план Графа Олафа провалился только из-за того, что Вайолет расписалась левой рукой, а не правой. Но закон – странная штука. В Европе, например, есть страна, где закон требует, чтобы все пекари продавали хлеб по одинаковой цене. А на некоем острове закон запрещает снимать урожай со своих фруктовых деревьев. А в город, находящийся неподалеку от того места, где проживаете вы, закон не подпускает меня ближе, чем на пять миль. Подпиши Вайолет брачный договор правой рукой – и закон сделал бы ее несчастной графиней, но она подписалась левой – и, к ее облегчению, так и осталась несчастной сиротой.
То, что для Вайолет и ее брата с сестрой явилось хорошей новостью, для Графа Олафа, естественно, обернулось неудачей. Тем не менее он одарил всех зловещей улыбкой.
– В таком случае, – сказал он Вайолет, нажимая на кнопку рации, – или ты выходишь за меня по всем правилам, или же я…
– Ни-и-по-о! – пронзительный голосок, безошибочно принадлежащий Солнышку, заглушил слова Графа Олафа. Она проковыляла по сцене к сестре и брату, а за ней вошел крюкастый. Его рация трещала и гудела. Граф Олаф опоздал!
– Солнышко! Ты цела! – И Клаус обнял ее.
Вайолет тоже подбежала к ним, и старшие Бодлеры засуетились около младшей.
– Принесите ей что-нибудь поесть, – попросила Вайолет. – Она, наверное, очень голодна, столько времени провисела на башне.
– Кекс! – выкрикнула Солнышко.
– Г-р-р! – зарычал Граф Олаф. Он заходил взад-вперед по сцене, как зверь по клетке, потом остановился и наставил палец на Вайолет. – Ты, может, мне и не жена, – рявкнул он, – но пока еще ты моя дочь, и я…
– Неужели вы в самом деле думаете, – сердито проговорил мистер По, – что я вам позволю быть опекуном этих детей после того, как я был свидетелем вашего вероломства?
– Сироты находятся на моем попечении, – настаивал Граф Олаф, – и останутся со мной. Ничего незаконного нет в желании жениться на ком-нибудь.
– Но противозаконно вывешивать маленького ребенка за окно башни! – с негодованием заявила судья Штраус. – Вы, Граф Олаф, сядете за решетку, а дети будут жить со мной.
– Арестуйте его! – крикнул кто-то из зрителей, и остальные подхватили этот крик.
– В тюрьму его!
– Негодяй!
– Пусть отдаст нам деньги за билеты обратно! Пьеса поганая!
Мистер По взял за руку Графа Олафа и после короткого приступа кашля объявил суровым голосом:
– Именем закона я арестую вас!
– Ой, судья Штраус! – воскликнула Вайолет. – Вы вправду этого хотите? Мы в самом деле сможем жить с вами?
– Конечно, – ответила судья Штраус. – Я очень к вам привязалась и чувствую себя ответственной за ваше благополучие.
– И мы
