— Семь тысяч пятьсот двадцать четвертый от Сотворения мира, — эти слова были последними, что Марсель услышал перед тем, как потерять сознание…
Оно возвращалось медленно, однако историк и не стремился скорее прийти в себя. Балансируя между сном и реальностью, пытался понять, что произошло. Как ни странно, но именно в этот момент его мозг работал особенно четко. Лада отправила его в будущее, это понятно. Но в какое? Историк помнил о том, что она была всего лишь ученицей и могла не знать того, что успел ему сообщить волхв. Получается, жрица закинула его бренное тело в тот мир, который получился в результате их манипуляций… Плохо, очень плохо. Просто отвратительно!
Открыв глаза, Марсель увидел склонившегося над ним Бажена, который выглядел встревоженным. Заметив, что он пришел в сознание, мужчина вздохнул с облегчением и выпрямился.
— Ты меня напугал!
Бажен еще что-то говорил, но Марсель его не слушал. Снова поднявшись на ноги, он вернулся к своей кровати. Прежде чем выходить наружу, ему нужно было понять, чего ожидать от этой версии действительности.
— Наверное, я ударился головой. — Марсель прервал причитания доброжелательного собеседника. — Ничего не помню. Вообще ничего. Что там, за дверями?
— Я так и понял, — сочувствующе покачал головой Бажен. — Бедняга. Но ничего, наши знахари тебя быстро на ноги поставят. Ты только не нервничай, а там…
— Что за дверью, говорю? — настойчиво повторил историк. — Почему ты не хотел, чтобы я выходил? О чем предупредить хотел?
— Ну, как же. Нельзя без разрешения по улицам ходить. А у тебя его нет, судя по всему. Может, и было, но сейчас — нету.
— Какое еще разрешение?
— На нахождение среди господ.
— Так, давай обо всем по порядку, — предложил Марсель, которого начинала раздражать недосказанность. — Представь, что я прибыл издалека и вообще не в курсе местных порядков. Что бы ты мне рассказал в таком случае?
— Хм… — Бажен задумался на мгновение. — Мудрено как-то… Хорошо, попробую. Что, совсем ничего не помнишь?
— Совсем.
— Может, так даже лучше, я бы тоже хотел забыть все это, — неожиданно пробормотал Бажен, криво усмехнувшись. — Ладно. Если приехал откуда-то, то ты господин, это раз. И тебя никогда бы не привезли сюда — это два. А раз все же здесь оказался, то ты из наших, это три.
— Из ваших?
— Из славян. Что тебе рассказать… Все началось давным-давно — так давно, что уже никто и не помнит. Когда-то, говорят, были летописи, но их уже много лет никто не видел. Вероятно, все записи были уничтожены, чтобы никто не докопался до истины. Впрочем, это уже не так важно, все равно мы грамоте не обучены, тем более старорусской. Так или иначе, но у нас сегодня такие порядки. Если работаешь на господина, то обязан носить особый знак на одежде. Тогда тебя не тронут. Нет знака или разрешительного документа — могут пристрелить без суда и следствия. Так-то. Если ни на кого не работаешь, но при этом приносишь пользу обществу, то должен быть другой документ. Таких тоже стараются не трогать, хотя иногда всякое случается. Все остальные могут в любой момент попасть под горячую руку полицейскому. Поэтому если ты не имеешь защиты, то должен при виде господина падать ниц и молиться, чтобы тебя пощадили. Вот, наверное, и все правила.
— Чушь какая-то…
Марселю в определенный момент показалось, что он до сих пор бредит. Этого просто не могло быть! Что же вы натворили, товарищи волхвы… Кстати, о птичках. Историк предположил, что, возможно, еще не все потеряно.
— И что, нет никого, кто бы вас защищал? — обратился он к заметно погрустневшему собеседнику.
— Откуда? — отозвался тот с угрюмым видом.
— Ну, не знаю. — Историк развел руками. — Славян ведь много должно быть, неужели среди вас не нашлось никого, кто был бы способен оказать сопротивление?
— Много, скажешь тоже. — Бажен отмахнулся. — Может, пара тысяч во всем Киеве наберется, не больше. В остальных городах и того меньше.
— Как же так? — воскликнул Марсель, но тут же, взяв себя в руки, продолжил расспрос: — Ну, хорошо, я понял. А вера? Веру вы сохранили? Я слышал, как ты упоминал Рода.
— Сохранили. Да что в ней толку, в этой вере-то? Оглядись вокруг, брат.
— А волхвы? Их разве не осталось?
— Кто? — Судя по недоумению, отразившемуся на лице Бажена, тот не понимал, о ком шла речь.
— Жрецы славянские, — объяснил Марсель. — Неужели нет никого?
— Ах, эти… Нет, никого не осталось. Вспомнил тоже! О них уже несколько веков как не слыхал никто. Истребили всех нелюди.
— Быть такого не может… — Историк старался найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы не сойти с ума от происходящего.
— Живет здесь одна, — вдруг вспомнил мужчина, почесывая лоб. — Люди говорят, что она вроде как местная сумасшедшая, но я слышал, будто и не так это вовсе. Не знаю, честно говоря. Сам я с ней не встречался, но был у меня знакомый, которому она зуб вылечила. Может, и брехня все это. А может, и нет.
— Где живет? — быстро спросил Марсель, ухватившись за эту информацию, как совсем недавно хватался за соломинку.
— На кой она тебе? — удивился Бажен. — Говорю же, не в себе старуха. К тому же ее дом на отшибе самом находится, там, где лес раньше был.
— Пожалуйста, расскажи поподробнее, — взмолился историк. — Мне очень нужно! Вопрос жизни и смерти.
— Как скажешь, — нехотя согласился мужчина. — Ройалвуд знаешь, где находится?
— Нет.
— Ну, Княжичи…
— Княжичи знаю.
— Я ж говорю: наш человек. Вот там она и живет. Если доберешься туда, то сразу ее дом и увидишь, там больше никого нет поблизости. Только зря я тебе все это рассказываю, все равно без документов ты больше пары сотен метров не пройдешь. Рожа у тебя слишком разбойничья, не прокатит за добропорядочного гражданина.
Проведя рукой по щеке, Марсель нащупал шрам и задумчиво посмотрел на ряды больничных коек. Мысль, которая пришла ему в голову, в первый момент показалась дерзкой, и он отогнал ее, однако другого выхода не было, и историк в конце концов обратился
