Предположив, что их уже никогда не удастся найти, он отложил эту часть личности жреца в сторону и принялся разбирать оставшиеся осколки, стараясь не пропустить ничего важного. К сожалению, большинство составляющих, попадавшихся ему, не представляли никакой ценности. В них старец проявлял себя исключительно как положительный персонаж — он помогал людям, исцелял больных и немощных, предотвращал бедствия, в общем, представал в роли настоящего ангела-хранителя для своего народа. Несмотря на все эти благодеяния, Марселя не покидало чувство, что каждый раз, излечивая очередного пациента, жрец делал это не по доброте душевной, а следуя некой программе, от которой не мог отклониться. Что же такое могло произойти, чтобы он вышел из-под влияния этого таинственного программиста? Подумав, историк пришел к выводу, что этим глюком мог стать он сам — ведь та же Лада говорила ему о том, что его перемещение в этот мир оказалось ошибкой. Жрецы посчитали его слабым и неспособным принимать собственные решения. Что ж, ребята, усмехнулся Марсель, и на старуху бывает проруха. Сами наворотили — теперь расхлебывайте.
Вспомнив о Ладе, историк подумал, что, раз уж у него появились такие способности, то глупо было бы не воспользоваться ими, и попытался, не выходя из астрала, наладить контакт с юной жрицей. Однако, сколько ни старался, ему так и не удалось настроиться на нужную волну. Марсель чувствовал, что девушка где-то рядом, но в последний момент, когда ему уже казалось, что вот-вот достигнет цели, связь обрывалась, и ему приходилось начинать поиски заново. В итоге он отказался от попыток. Во всяком случае, на время…
Вернувшись к Ведагору, историк, все еще думавший о Ладе, едва не просмотрел нечто важное. В его руках оказалось воспоминание волхва, которое тот, судя по всему, старался скрыть. Во всяком случае, оно отличалось от остальных. Марсель понимал, что его мозг самостоятельно придает мыслям жреца ту форму, которая была для него привычнее, поэтому теперь вертел в руках что-то типа кубика Рубика, поля которого были испещрены непонятными знаками.
— Руны? — удивился он. — Ах ты, старый хитрец… Но ничего, сейчас разберемся.
Марсель любил головоломки — еще в бытность свою студентом он подсел на всевозможные ребусы, кроссворды и прочие упражнения для мозга. В дальнейшем доцент исторических наук только развил навыки и теперь мог бы составить неплохую конкуренцию выдающимся умникам современности. Поэтому ему потребовалось всего несколько минут для того, чтобы определить правильную последовательность и собрать кубик. Но как только это произошло, историк едва не закричал от боли, причиненной ему тайной Ведагора, которую тот так старательно скрывал.
— Как же так? — сжимая голову, пробормотал он, обращаясь к пространству. — Почему?
Несмотря на то что все наконец встало на места, Марсель успел трижды пожалеть о своей любознательности — если бы ему представился выбор, он, скорее всего, предпочел бы и впредь пребывать в неведении. Груз знаний оказался слишком тяжким, и историк, стремительно вынырнув из подсознания, медленно поднялся на ноги. Сделав несколько глубоких вдохов, постарался унять колотящееся сердце, но уже спустя секунду согнулся пополам: его буквально вывернуло наизнанку, хотя он уже забыл о том, когда в последний раз принимал пищу. Когда приступ закончился, на четвереньках отполз в сторону и упал на спину. Ведагор не был ни белым, ни черным в общем понимании этих слов — нет, у него была своя миссия, которой он до недавнего времени следовал, невзирая ни на что. В мире должно было быть равновесие, поэтому на каждого спасенного приходилась одна загубленная жизнь. Правда, в подобном подходе были определенные нюансы. Волхвы старались спасать добрых людей и уничтожать злых, иначе говоря, делали то, о чем большинство обычных людей только мечтают. Но одно дело фантазировать о вселенской справедливости, и совсем другое — решать, кто имеет право на жизнь, а кто — нет. Жрецы присвоили себе это право, и Марсель ничем не мог оправдать такую преступную веру в собственную непогрешимость. Ему было слишком хорошо известно о том, что происходит, когда одна группа лиц объявляет себя выше остальных и принимается решать вопросы мироздания.
Окончательно придя в себя, историк вернулся в исходное положение, но решил пока не использовать новые способности, а попытаться разобраться во всем самостоятельно. Нужно было отдать Ведагору должное — жрец старательно замаскировал свои прошлые и нынешние поступки, и, если бы не помощь извне, Марсель никогда не увидел бы всего того, что ему открылось. Вспомнив о силе, которой наделила его престарелая версия Лады, он вдруг усомнился в том, что она хотела именно этого — разве что полностью разочаровалась в вере или поняла, что другого выхода попросту нет. Так или иначе, но мужчина больше не воспринимал этот пресловутый «сосуд жизни» как что-то разумное — скорее это было похоже на некий накопитель информации, который к тому же располагал мощным энергетическим полем, способным защитить его обладателя, но не делавшим его неуязвимым. Тем не менее это был огромный источник силы, обладатель которой был способен на многое. Во всяком случае, если речь шла о противостоянии с волхвами, которые использовали тот же ресурс.
Ведагор не был первым. Более того, он не входил даже в первую десятку. Однако по странному стечению обстоятельств ему удалось стать едва ли не лучшим вместилищем для тайных знаний, которыми он воспользовался по собственному разумению. С каждым годом расширяя свои горизонты, он постепенно возвышался над остальными, пока наконец не стал самым выдающимся. Избавившись от необходимости отчитываться перед недавними наставниками, жрец принялся выстраивать ту реальность, которая казалась ему единственно верной. И возможно, все закончилось бы его безоговорочной победой, если бы не досадный промах, который он совершил. Этим промахом стал Марсель. До поры до времени он полностью соответствовал ожиданиям Ведагора, который, подобно кукольнику, то и дело дергал за нужные веревочки, манипулируя подопечным, но в один прекрасный момент что-то пошло не так. Возможно, дело было в пресловутой свободе выбора, которой воспользовался Баламошка, — и с тех пор все пошло наперекосяк. Владимир вспомнил о своих амбициях великого полководца, Лада начала сомневаться в словах учителя, который и сам стал совершать одну ошибку
