Мои грустные размышления прервало появление в кабинете есаула Сытина. Во время его рапорта я размышлял, как же мне поступить? Если ждать общего построения казаков, чтобы они видели, как я передаю есаулу деньги, предназначенные для родственников погибших товарищей, то это займет не меньше двух часов. Ведь придется выступать перед станичниками и никуда от этого не деться, а то получится очень некрасиво. Поймут же так – что люди положили свои жизни за царя, а брат императора, заехав на минуту, кинул за каждого погибшего по сотне с барского плеча и был таков. Я подумал: «Нет, такой пиар нам не нужен! Чтобы успеть выполнить до отъезда все, что задумал, придется передать деньги есаулу прямо сейчас. Мужик вроде правильный и не зажилит их. А что сказать казакам, он сам разберется».
Решив для себя этот вопрос, я достал из портфеля отсчитанные еще в автомобиле 2300 рублей и, прервав беседу Сытина с генералом, произнес:
– Господин есаул, я очень благодарен вашим казакам за то, что они совершили. Настоящие герои! Думаю, своим поступком они списали все прегрешения на земле и теперь попадут в рай. Но их родственники остались без кормильцев, и чтобы хоть как-то облегчить их жизнь, я решил выделить из своих средств по сто рублей каждой семье погибших. А семье вахмистра двести рублей. Ваша задача – передать эти деньги семьям погибших. Думаю, вы хороший командир и знаете, где проживают родственники погибших казаков.
Ответная речь есаула, после того как я передал ему деньги, отличалась многословием и некоторым пафосом. Но я ее выслушал до конца, не перебивая Сытина. После того как он закончил, тепло попрощался с генералом и есаулом и быстрым шагом направился к автомобилю.
Предстояло еще одно важное дело – встреча с директором Путиловского завода. Кац попросил меня заглянуть к директору и сделать ему накачку, чтобы на заводе не тянули с изготовлением первого образца «Катюши». Опыт общения с ним у меня уже был, и я знал, как заставить этого человека выполнять поставленную, хоть и не министерством обороны, задачу. Именно на Путиловском заводе по моему заказу бронировали «Форд» спецгруппы. Пускай с задержкой, но они сделали это.
Глава 5
На этот раз мой отъезд на фронт произошел рутинно и буднично. Никто не провожал меня к бронепоезду. Я запретил это делать не только жене, но и Кацу. Мне хватило прошлого раза, когда собирался добраться до Могилева на санитарном поезде. Тогда были проводы и торжественное построение персонала передвижного госпиталя, но закончилось все стрельбой и операцией на станции Лазаревская. Конечно, итог получился хороший, но график нашего с Кацем плана был сорван, и я так и не попал в ставку. А от этой поездки, как по моим ощущениям, так и по мнению Каца, зависело многое. И финансирование разработанных проектов, и самое главное, возможность перед страшными событиями 1917 года обеспечить силовую поддержку нашего плана переустройства России.
В купе я расположился тоже буднично, как в кабинете у себя в особняке. Вот только столик был маловат, чтобы разложить все бумаги, которые собирался изучить во время этой поездки. К тому же на нем стоял небольшой самовар с уже нагретой водой. Естественно, его подготовил Первухин. Денщик именно так представлял комфортную поездку на поезде генерал-лейтенанта. В его представлении такой человек, как великий князь, должен, как богатый купец, всю поездку дуть чай из фарфоровой пузатой чашки, заедая этот божественный напиток бутербродами с черной икрой. Мне было смешно наблюдать за постной физиономией Димы, когда я приказал освободить стол для работы. Не понимал парень, как можно работать в купе. И совсем денщик обалдел, когда я сказал, что кушать ничего не буду, и пускай он до утра не пристает ко мне с этим вопросом. Когда вагон тронулся, я достал папку с аналитическими материалами, полученными от Бунда. Была надежда выудить их этих материалов хоть какую-нибудь информацию, которая поможет мне, когда я встречусь с императором Российской империи. Боялся я, что облажаюсь во время этой встречи.
Не открывая этой папки, попытался систематизировать свои знания о личности Николая II. Что я помнил об этом царе? В основном в голове застряли школьные штампы: Николай Кровавый, слабый, был под сильным влиянием жены, виноват в Ходынке, учредил Думу, разогнал Думу, расстрелян под Екатеринбургом… Ах да, еще провел первую перепись населения России, записав себя «хозяин земли русской». Да еще Распутин сбоку маячит со своей сомнительной ролью в истории. В общем, образ получается такой, что любой школьник уверен: Николай II – чуть ли не самый позорный российский царь за все эпохи. И это притом, что от Николая и его семьи осталось больше всего документов, фотографий, писем и дневников. Сохранилась даже запись его голоса, довольно низкого. Его жизнь досконально изучена, и при этом – почти неизвестна широкой публике за пределами штампов из учебника.
Хмыкнув, я вспомнил, как еще в девятом классе слушал голос из глубины веков. Учитель истории поставил нам диск с записью голоса Николая II, который бубнил что-то плохо понятное. На этом же диске была записана речь Луначарского, не помню, о чем она была, но голос реально цеплял. Вся эта информация была мало полезна в предстоящей встрече с Николаем II, и мое сознание переключилось на пьяный разговор с моим другом из универа. Именно он рассказывал мне о финских егерях, что они сделали для победы октябрьской революции 1917 года. Об императоре мой друг говорил следующее – именно Николай достроил Сибирскую железную дорогу. Она до сих пор главная артерия, связывающая страну, однако почему-то ее не принято ставить в заслугу этому царю. Между тем Сибирскую железную дорогу Николай II причислял к главным своим задачам. Николай вообще предчувствовал многие вызовы, которые России пришлось затем разгребать в XX веке. Говорил, например, о том, что население Китая астрономически растет, и это повод укреплять и развивать сибирские
