Мнение начальника штаба фронта, конечно, потешило мое самолюбие, но я не успокоился и продолжил выводить Клембовского на разговор об офицерах Туземной дивизии. Наконец мои усилия дали результат, правда, не тот, на который я рассчитывал. Я-то думал, что Клембовский не только назовет фамилии, но и охарактеризует каждого офицера, и, естественно, зная характеристику человека, мне будет легче устанавливать с ним контакт. А он на мои потуги сказал:
– Личность великого князя Михаила Александровича весьма популярна в среде аристократии, поэтому после назначения тебя командиром Туземной дивизии представители высшей российской знати, в том числе кавказской, потянулись туда на службу. И заняли в дивизии большинство командных постов. Здесь и грузинские князья Багратион, Чавчавадзе, Дадиани, Орбелиани, горские султаны Бекович-Черкасский, Хагандоков, ханы Эриванские, ханы Шамхалы-Тарковские, представители знатных княжеских и графских родов России – Гагариных, Святополк-Мирских, Келлеров, Воронцовых-Дашковых, Толстых, Лодыженских, Половцевых, Старосельских. В дивизию на командирские должности пробились и представители европейской, а также азиатской знати – польский князь Радзивилл, принцы Наполеон-Мюрат, Альбрехт, барон Врангель, персидский принц Фейзулла Мирза Каджар, его брат принц Идрис, Ага и представители других известных фамилий.
У меня от перечисления этих титулов и фамилий, даже в голове поплыл туман и возникла сумбурная мысль: «Куда же ты, парень, попал, как будешь командовать этим бомондом?» Но потом в мыслях возникла фамилия Бековича-Черкасского – командира Кабардинского полка, а воспоминания об этом храбром офицере сохранились в долговременной памяти великого князя. А именно запомнился эпизод, случившийся 10 сентября 1915 года у села Зарвыница. Отличились конные сотни кабардинцев, задачей которых была лишь разведка и содействие наступлению соседнего пехотного полка. Но руководивший конной группой командир Кабардинского полка князь Бекович-Черкасский взял инициативу на себя и повел кавалеристов в атаку на 9-й и 10-й полки мадьяр, изрубив клинками изрядную часть гонведов. Потери австрийцев были колоссальные – из двух полков в живых осталось только 17 венгерских офицеров и 276 солдат. А из 196 горцев-кавалеристов погибли два офицера и 16 всадников. Тогда я был очень доволен князем и охарактеризовал его в разговоре со своим начальником штаба как отчаянного рубаку и умного офицера. Который прочувствовал момент и нанес противнику смертельный удар. Тогда мы оба пришли к выводу, что Бекович-Черкасский отличный офицер. Так, может быть, аристократы, проходящие службу в «Дикой» дивизии, такие же инициативные и боевые, как князь, и я зря паникую. Ведь дивизия не раз участвовала в боях и проявила себя весьма неплохо. А в долговременной памяти великого князя нет ни одного эпизода невыполнения офицером дивизии приказа, а вот примеров выполнения весьма опасных поручений полно.
Мои тревожные размышления по поводу гладкого вхождения в среду воинов-аристократов были нарушены каким-то еле слышным лязганьем в коридоре. Я его услышал только из-за того, что вся моя сущность была настороже и готова к любому развитию ситуации. Только я услышал необычный звук, как дверь в кабинет Клембовского распахнулась и в проеме появилась фигура настоящего джигита, такая как в иллюстрированном журнале. В лохматой папахе, с шашкой и кинжалом. А лязгающий звук, источник которого я пытался определить, издавали шпоры, Еще в дверях джигит снял свою лохматую папаху, и только тогда долговременная память великого князя смогла его узнать – это был командир Кабардинского полка князь Бекович-Черкасский. А еще долговременная память показала, как обычно встречаются давно не видевшие друг друга джигиты – они обнимаются. Конечно, в памяти осталось, что так встречаются и прощаются только равные по положению джигиты, но пару раз так делал сам Михаил Александрович. А главнее и знатнее его в дивизии не было ни одного офицера. Вот я и решил поступить так же, тем более Бекович-Черкасский все-таки являлся князем.
Как только джигит переступил порог и с явным кавказским акцентом воскликнул:
– Командыр, ты прыбыл! Вай как хорошо! Вся дывызыя тыперь гулять будыт! Гырой, о котором пысали во всех газетах, тыперь снова с нами!
Бекович-Черкасский еще не договорил, как я, вскочив со стула, его обнял, при этом тоже воскликнув:
– А я-то как, князь, рад! Наконец-то увижу своих джигитов! А то эти столичные шпаки надоели со своими разговорами.
– А живот-то твой как, вылечыли кышкы дохтура?
– Нормально все! Пустим кровь германцам и австриякам, язва совсем зарубцуется. Теперь мое лечение зависит от действий всадников и казаков.
– Да воины моего полка за своего государя всю кровь выцыдят из этих презренных гуяров!
Мы еще несколько минут обменивались с князем пышными восточными выражениями. Потом я, посчитав, что восточные правила приличия соблюдены, уже обращаясь к Клембовскому, произнес:
– Владимир Николаевич, мы с князем не будем тебе мешать. Думаю, командир Кабардинского полка сопроводит меня до штаба корпуса в Житомире. Не так ли, дорогой князь?
– Конэшто, командыр! Моя отдаст тыбэ свой конь. Он быстр, как ветэр!
– Спасибо, князь, но я поеду в Житомир на автомобиле. Я из самого Петрограда вез его и не лишай меня удовольствия прибыть в свой штаб на этом железном коне, у которого под капотом находится целый табун. Понимаешь меня?
– Конэшто, командыр! Когда война кончытся, я тоже завэду сэбэ жэлэзного коня.
Этот разговор состоялся, когда мы уже вышли из кабинета Клембовского. А потом по моей просьбе Бекович-Черкасский стал рассказывать, как обстоят дела в дивизии. Отношение к великому князю в среде простых всадников дивизии я почувствовал, когда мы подошли к сопровождающим командира Кабардинского полка всадникам. Джигитов было человек пять, все они были одеты так же, как и их командир – в черкески, лохматые папахи и в мягкие кожаные сапоги со шпорами. Увидев меня, джигиты без всякой команды бросили заниматься своими лошадьми, построились в нечто напоминающее строй и сняли свои папахи. По-видимому, это обозначало крайнюю степень уважения к великому князю. Нужно было как-то на это среагировать. И я не нашел ничего лучше, чем разразиться пафосной речью о героях всадниках и их командирах, служащих в Туземной дивизии. О том, что даже в столице практически всему населению известны их подвиги. Услышав восторженные возгласы всадников и
