Но потом ее мягкая, теплая рука взяла мою, я подтянул, и одним плавным движением она встала напротив меня.
Я должен быть честным. Ей нужно узнать все, и возможно тогда она поймет.
— Я взял эту работу, потому что не мог позволить кому- то другому делать это. Если бы твой тренер нашел повод сообщить о тебе… я бы убил его. Я могу наблюдать за тобой и держать тебя в безопасности. Я не позволю тебе сделать что-то, что навредит тебе.
Я не сказал, я не позволю ей повторить судьбу Ника.
Но ощущение недосказанности висело между нами.
Стены, которые она так хорошо строила, чтобы удержать других, вернулись на свои места.
— Я забочусь о тебе, Джози, уже долгое время.
— Рейд… — ее голос был едва громче шепота. — Мне нужно идти.
Она выбежала из двери.
Я хотел знать, что вызвало страх в ее глазах, и что она думала обо всем этом. Обо мне.
Я проводил ее домой и наблюдал, как она поднималась по лестнице к входной двери. Она взглянула через плечо на меня.
Каждый фибр моей души кричал ей, но я не сказал ни слова.
Джози
На том складе обнаружились две важные вещи: первая — Рейд был моим тренером и моим прокурором, вторая — это моя мать позвала его.
Обиделась ли я на Рейда за то, что он делал свою работу? На самом деле нет. Я бы предпочла знать эту важную информацию с самого начала, но если бы знала, стала бы доверять ему вообще? Наверное, нет. Это злило меня — знание, что он играл мной. И если быть честной с собой, Рейд играл со мной на гораздо большем эмоциональном уровне, чем я хотела признать. Тейт бросил меня? Пф, тогда было совершенно, абсолютно безболезненно по сравнению с этим. Это было… больно.
Но то, что было глубже, что заставляло меня кровоточить изнутри — было решение моей мамы. Она специально позвала Рейда. Она поставила меня под опеку, с полным пониманием того, что ему было бы поручено сделать. В какую игру она играла? Мама как я — где как вы думаете, я училась оценивать и вычислять? Она рассмотрела результаты обучения Рейда с моим братом. Она знала, что это он нашептал о моем брате. Правильно или нет, Ник не заслуживал смерти.
Кто- то должен был спасти Ника. Конечно, должны же быть какие-то меры, которые могли предпринять, чтобы помочь ему.
Я огляделась узнав знакомую обстановку гостиной и запах из кухни. Святое дерьмо, я, наверное, онемела, потому что я не помню как доехала домой, сняла обувь и прошла в гостиную.
Мама стояла перед кухонным столом, нарезая яблоко для Эла. Бросив изучающий взгляд на меня, она сказала:
— Эл, почему бы тебе не перекусить в своей комнате, пока ты делаешь домашнее задание?
Он поднял кулак вверх.
— Да!
Элу обычно не разрешается, есть в комнате. Его волнение было резким напоминанием о том, что я должна была сохранить — нормальность в мире Планков. Эл, скорее всего не останется Планком навсегда, но он им пока является. Однако его поведение не уменьшило моего гнева на маму.
Я сжала его в объятиях, прежде чем он выбежал из комнаты. Я держала его, пока он не начал извиваться, чтобы освободиться.
— Джози, — прохныкал он. Он приблизился к возрасту, когда публичное проявление чувств стало для него неудобным. Боже, как много всего изменилось.
— Извини, приятель.
Эл поднялся наверх, неся в руках свой перекус, и когда я услышала, что он закрыл дверь, подошла к матери. Ее лицо не выражало никаких эмоций, и это подпитывало раскаленные угли моей ярости.
Я скрестила руки вместе, чтобы они не дрожали.
— Почему ты позвала Рейда, если знала, что он может определять мою судьбу?
Она отодвинула стул и села, прислонив трость к шкафу.
— Это одна из задач тренера. Ты будешь в порядке.
— Буду в порядке?
Я покачала головой, я пыталась понять, как она может быть такой безразличной.
— Рейд один из самых одаренных аномалий в мире. Он не позволит тебе сделать что-то, что вынудит его сообщить о тебе.
Как он защищал Ника?
— Соблюдай правила Сопротивления.
— Ты себя слышишь?
Тепло, боль, тошнота, но слабее чем в начале недели. Маленький трофей с золотой звездой, балансирующей сверху, появился на столе между нами. Моя мама посмотрела на награду и спросила:
— Что это?
— Это твоя «Мама Года».
— Все намного сложнее и ты это знаешь.
Ее голос поднялся на степень, в этом предложении было больше эмоций, чем я слышала от нее в течение долгого времени. И это разозлило меня. Потому что эмоции не защитят Эл или меня. Она говорила об этом большом, изнуренном мире.
— Если ты, или какой- либо другой член Сопротивления поставите нас и наше дело в опасность, вы столкнетесь с последствиями. Сохранение безопасности Сопротивления имеет первостепенное значение — мы боремся за себя и за все человечество. Консорциум разрастется слишком сильно, если мы их не остановим.
Меня замутило, и горький привкус наполнил рот. Я обняла себя за плечи, пытаясь сдержаться, потому что ее острые слова резали мое сердце. Всеобщее благо было важнее меня, ее дочери. Я была одна, во всем этом.
Слезы жалили мои глаза.
Мамин холодный указательный палец на моем подбородке удивил меня. Приподнявшись на табуретке, она попыталась взглянуть на меня, потеряв равновесие, она прижалась к моему предплечью, и я помогла ей сбалансировать табуретку.
Я смотрела на свою маму — уставшую и слабую. Она отдала свою жизнь, свое физическое и психическое «я» делу. Она не искала похвалы или признания. Мои родители просто хотели сделать то, что было правильно, я могу понять это. Я могу даже уважать это. Не могу понять только одного, как можно поставить своего ребенка на линию огня и приветствовать ее прокурора с распростертыми объятиями. Это не любовь.
— Послушай.
Какие бы эмоции она не проявляла, все прошло. Ее холодная отрешенность вернулась назад. Она потянулась к моей руке.
— Нет! — я трансформировала наручники и приковала ее к столешнице, не давая ей коснуться меня.
— Ты послушай. У тебя двое детей, которых ты игнорировала на протяжении многих лет, поэтому не притворяйся что тебе не все равно сейчас. Я больше была матерью для Эла, чем ты. — Что-то мелькнуло в ее глазах, может боль или удивление, но я продолжила. Маленький проблеск эмоций после стольких лет пренебрежения не мог уменьшить мою боль.
— Я сделаю это, но не для тебя. Для Эла и каждого другого ребенка, который не замечает всего этого и не виновен.
Я растворила наручники, но оставила награду.
Отступив от нее, я направилась к лестнице.
— Ни Эл, ни
