– Спасибо, Светлый. – Теперь он смотрел на приятеля. На напарника. На ближайшего друга. – Цадик. Ты чего? Чего это ты? А ну не вздумай! Что я Крапивиной скажу?!
Тень заволновалась, заколыхалась – и как-то отплыла назад, на фоновый план. Цатогуа потер переносицу, вздохнул и уже своим голосом произнес:
– Вась, ну… Понимаешь, он ведь, – палец ткнулся в Тахина-Кана, – прав. И она тоже. – Кивок в сторону Эльзы. – Я умер тогда в пещере. Может, и раньше. Пока Адир нес меня по темному, темному лесу. Ты же помнишь, что лес в большинстве мифологий – это путь в царство мертвых?
Оборотень обхватил себя за плечи, оставив вопрос без ответа. Вся его эрудиция, все скопленные и вычитанные из тайных книг знания не могли сейчас помочь. И от этого жесткое, рубленное широкими гранями лицо с отчетливой засечкой шрама над и под глазницей будто бы мялось, плавилось, текло. А может, это текли слезы – только не снаружи, а внутри, по самому волчьему сердцу.
– Крапивина… – Бескуд тоже задрожал подбородком. – Крапивиной передай, что я был счастлив. С ней. Но есть долг, который надо отдать. Надо, понимаешь. – И он тяжело, нехотя обернулся к Эльзе. – Это мое желание.
Все это время изящные пальцы Юлии сжимали его руку. Девушка словно пыталась передать низенькому, смешному Иному часть своих сил, поддержать, выказать сочувствие и сопереживание. Теперь, когда сказанное отзвенело на стылом воздухе, она отпустила чужое запястье и выпрямилась, тряхнув собранными в пучок волосами.
– А я устала. Просто устала. – В голосе звучали деланая легкость и беспечность. – Шлялась себе по времени из края в край, смартфоны чужие воровала, конец всего наблюдала – раз эдак тысячу, не меньше. И в режиссерской версии, и в театральной… – Она нервно рассмеялась и тут же закашлялась. – Значит, говорите, мертва? Тогда давайте просто закончим все это. Устала я. Отдохнуть – вот мое желание.
Эльза кивнула. Внимательно наблюдавший Тахина-Кан негромко хлопнул в ладоши, привлекая внимание.
– Мое желание тебе известно, Сила Сумрака. Я хотел бы увидеть Птицу. Я не хотел бы, чтобы она гневалась на своих детей. И на всех остальных. – Морщинки пробежали по его лицу ловчей сетью с резвыми рыбками темных глаз в ней. – Мир не распался на части, когда Птица ушла. Пусть он останется целым, если она вернется.
Эльза кивнула еще раз.
Все это время Ольгерд пытался не дать Олегу окончательно потерять сознание и осесть обратно на холодный асфальт. Фазиль, за время разговора поймавший парня под вторую руку, шептал какие-то лечебные заклинания, но все они растворялись в тлеющей ауре Обвальщика. На лице целителя проступало отчаяние – редкий, редчайший гость.
Но когда индеец закончил, Олег открыл глаза.
– Лизка… – просипел он еле слышно. – Давай не дури. Я не знаю, что ты там исполняешь… Может, и вправду. Граждане колдуны, я заблудился в ваших долбаных чудесах. – Он усмехнулся, но уже не зло, а изможденно. – Лиз, если так можно… – кашель, тяжелое дыхание, – если можно… Вернись ко мне. Будь со мной. Вот мое желание.
И замолчал, запрокинув голову.
Над набережной потянул пронзительный, совсем не пражский ветер.
* * *«Удивительное дело, – думала Ада, оглядываясь по сторонам. – Я так боялась этого города. Так сгибалась под гнетом воспоминаний. Так тряслась, когда переступала порог Танцующего дома. И что теперь?»
«А теперь, – ответил ей кто-то ироничный, умудренный, с тонкой грустинкой в голосе, – ты стоишь на одной из его площадей. И переживаешь за парня, который зарезал троих Иных – в одном только Воронеже. И за сестру этого балбеса, которая чуть не сбросила тебя с крыши. И не понимаешь, что делать дальше».
Она поморщилась от особо назойливого дуновения, прижалась к Виктору и с удовольствием нырнула под опустившуюся на плечи руку. Рука была, к слову, раскаленной: перевертыш догадался подстегнуть метаболизм, чтобы не замерзнуть без куртки.
– Скажи, а чего ты сама желаешь? – губы магички шевельнулись, опередив мысль. Она еще успела удивиться: «Это я сказала? Да, я. И что, я действительно хочу это знать?»
«Да, хочу».
Эльза плавно обернулась на голос. Так мог бы двигаться робот – экономно, равномерно, без рывков и заминок. Чтобы подчеркнуть свою искусственность, дистанцироваться мертвому от живых.
– Я не желаю. Я делаю. – В голосе зазвучало что-то действительно замогильное, словно в стальной коробке перекатывались ледяные осколки. – Исполняю чужие желания. Так устроена эта сущность. Так…
Она замолкла. Зажмурилась. Часто и неглубоко задышала, подергиваясь и чуть ли не пощелкивая, как сломанная заводная кукла. Потом застыла.
Медленно, широко распахнула глаза.
– Я бы хотела жить. Не оказаться жертвой вампира. Не быть вместилищем страшной, непостижимой Силы. Не становиться поводом к тому, чтобы древняя надмировая тварь проделывала себе окошко в хитрозамкнутых слоях бытия – через моего брата. Но сейчас… – Она снова дернулась, изогнулась, распрямилась обратно и уставилась на Олега. – Сейчас я знаю, что не все желания исполнимы. Даже самые заветные. И если я могу кому-то помочь – я это сделаю. От всего сердца, которого у меня больше нет.
Ольгерд, умница, предостерегающе поднял руку, продолжая нежно обнимать Обвальщика.
– Если что. Если это имеет значение. У меня никаких желаний – нет. У нас нет никаких желаний, – поправился он. – Верно говорю?
– Абсолютно согласен, коллега, – пропыхтел заметно побледневший Фазиль. – Женя?
– Ноль целых ноль десятых, – подтвердила волшебница из Воронежа. – Вась? Ва-а-ась?
Оборотень промолчал. Лишь выразительно замотал головой и отвернулся. Его поддержал Вик, похлопав волка по плечу:
– Что, у меня есть она. – Ада в подтверждение поцеловала перевертыша в щеку, а тот продолжил: – У нее есть я. С прошлого раза у нас ничего не изменилось. И вот эти бравые парни, – он ткнул растопыренной пятерней в сторону Инквизиторов, – я уверен, тоже решительно ничего не хотят.
«Бравые парни» угрюмо насупились, но забормотали нечто невнятно-согласное. По их лицам опытный физиогномист мог бы с отчетливой достоверностью провидеть монументальные пачки отчетов, объяснительных и докладных, которые лягут в самые тайные, самые глубокие архивы самой секретолюбивой организации на планете. Но в данный момент каждый из них осознавал: «Делай только то, что ты должен сделать, и то, что ты не можешь сделать никак иначе».
– Значит, шестеро, – слабо улыбнулась Эльза. С нее сполз весь этот «потусторонний» флер, и теперь она выглядела так, как и должна была – не слишком живая девочка-подросток, почему-то торчащая посреди весенней Праги в одних бриджах и топике. Эхом откликнулся Тахина-Кан:
– Шестеро. Как и было предсказано.
– Как предсказано, – грохотнул издалека Адир. Цадик, покосившись назад и немножко наверх, вздохнул и сам взял стоявшую рядом Юлию за руку.
– Как предвидено, – посмотрела та на бескуда, а потом протянула ладонь Никлаусу.
– Как предначертано. – Епископ осторожно пожал тонкие пальцы, а затем с беспокойством посмотрел на будто бы окончательно вырубившегося Олега.
Возникла пауза. Впрочем, недолгая. Обвальщик разлепил
