– Не подходи, Дом. Правда. А то меня вырвет.
– Умеешь ты трагедию из ерунды сделать, – и, не пытаясь скрыть раздражение, бросил он. – Черт, не хотел сейчас об этом рассказывать. Ну, раз ты уже все видела… Иви, давай присядем и поговорим как взрослые люди.
Скотство! Это со мной что-то не так или все-таки с ним? Почему мужчина, которого я до сегодняшнего утра любила и за которого собиралась выйти замуж в конце года, вдруг превратился в чужака?
– Спасибо, постою, – выдавила я сквозь зубы, и Дом чертыхнулся.
– Ну что ты в бутылку лезешь? Что изменилось со вчерашнего дня? Два поцелуя на парковке? Ив, это же ерунда и совершенно ничего не значит!
– Доминик, лучше помолчи, а то точно сблевану, – и тут я не шутила и не преувеличивала. – До меня только сейчас дошло, что ты уже вчера про новую невесту знал. Ведь знал? И все равно со мной… меня…
Не смогла договорить до конца, но он и так понял.
– Иви, малышка…
Твою мать! Кажется, прозвище «малышка» теперь ненавижу даже больше, чем имя Агнесса.
– А я все гадала, почему ты передумал и решил не ждать до свадьбы… А оно вон как, значит. Конечно, ты же уже вчера знал, что никакой свадьбы не будет. Так почему бы ни присунуть напоследок девчонке, что тебя два года завтраками кормила. Святая Брунгильда свидетельница – мир не видел большего мудака, чем ты, Дом. Чотя и я хороша.
Он поморщился.
– Не передергивай… Люблю я только тебя.
«Что ты знаешь о любви?» – хотелось завизжать, но я не стала устраивать сцен, хотя что-то внутри меня выло и рвалось с цепи и прямо-таки подзуживало расцарапать рожу.
– О любви будешь невесте своей петь, а не мне. Интересно, она всегда так по-блядски одевается или только чтобы тебе угодить?
– Ревнуешь? – Дом улыбнулся.
– Издеваешься?
Со скамейкой, возле которой мы стояли, поравнялась какая-то посторонняя мамаша с коляской, и мы замолчали, не желая, чтобы наш разговор стал достоянием гласности. Но стоило женщине скрыться в подъезде, как Доминик перестал делать вид, что мы всего лишь добрые знакомые, просто болтающие ни о чем, схватил меня за руку и отчаянно зашептал:
– Иви, ты пойми! Это же такая удача! Дочь министра финансов. Да я o таком даже мечтать не мог! Это же Шанс! Шанс с большой буквы, слышишь меня?
– Хочешь, чтобы я тебе счастья пожелала?
– Не мне, – мягко возразил он, поднял вторую руку, словно хотел погладить меня по щеке, но в последний момент передумал, уронив ее плетью вдоль тела. – Нам. Тебе и мне, малышка.
Внутри по-прежнему был вакуум. Я молча отодвинулась от своего теперь уже бывшего жениха и брезгливо вытерла ладонь о подол платья.
– Дом, давай без лишней театральности. Договаривай, что хотел сказать, и я пойду.
– Ты просто не понимаешь.
– Если честно, и понимать не хочу, но ты говори, говори.
– Я объясню. С Мелиссой я два месяца назад познакомился.
Нет, не дура я, а мегатупица. Два месяца! И меня еще называют лучшей Гончей выпуска...
– Помнишь, меня от участка на благотворительный вечер послали? Я и не планировал ведь ничего, а она запала так, что о-го-го! Прямо там мне в ширинку пыталась залезть... Черт, прости! Я не это хотел... В общем, я думал, ну что баба спьяну не сделает? Протрезвеет и забудет. А она не забыла. На работу ко мне приехала, ну я и... Иви, у нас ведь с тобой ни хрена нет. Мы нищи, как церковные крысы. Ты со своим приютским приданым в семь золотых да две полушки, и я... скажем так, тоже не то чтобы богат... А у Мили уже сейчас собственный дом в зеленой полосе и машина. И папенька обещал-с, что на первенца миллион подарит, если мальчик будет… От таких предложений не отказываются, малыш.
– Наверное, – я равнодушно пожала плечами, – но только причем тут я? Хочешь, чтоб я вам свечку держала?
Доминик скривился.
– Ты обижена, понимаю. Я бы на твоем месте был просто в бешенстве. Это пройдет. Ты подумаешь и поймешь, что так даже лучше! Иви, маленькая моя! Ну как же хорошо все складывается! Жалко, конечно, что мы какое-то время не сможем жить вместе, но на работе будем видеться каждый день и уж точно найдем, где уединиться. Само собой, придется потерпеть, но мы же не на рассвете цивилизации. Разводы никто не отменял. Лет через пять…
– Я с тобой, Дом, уединяться больше нигде не буду. Мне и в первый-то раз это «уединение» не очень вставило, так то хотя бы с любимым человеком было, а с козлом – прости, нет. Я не зоофилка. Да и насчет работы в твоем участке…
И тут он так зыркнул на меня… Я аж порадовалась, что мы посреди улицы в разгар белого дня пытаемся выяснить отношения, а не в уединении какой-нибудь квартиры. Потому что во взгляде Доминика на мгновение промелькнула вполне очевидная жажда убийства.
– Работать ты будешь со мной, малышка. Это не обсуждается. Я, если понадобится, затащу тебя на Комиссию, так что лучше не дергайся, если не хочешь лишнего позора. Ну а то, что тебе в первый раз не понравилось, – он снисходительно хмыкнул, – это ерунда. В первый раз никому не нравится, мы над этим еще поработаем.
Я несколько раз моргнула, прежде чем до меня дошло, что Дом и в самом деле только что угрожал мне Комиссией. На полном серьезе. Представила себе унизительную процедуру осмотра. Нет, сама-то по себе это была заурядная процедура – из унизительного в ней была лишь принудительность – обычный поход к гинекологу, чтобы подтвердить разрыв девственной плевы. Все самое паршивое начиналось позже: расследование, разговоры с психологом, опрос свидетелей – а все свидетели обязательно скажут, что мы с Домом встречались и нежно любили друг друга. О, небо! Гребаный стыд! Час назад я и сама, без разных психологов, сказала бы, что люблю.
И самое паскудное в этом то, что в принципе Комиссия могла – действительно могла! – заставить меня работать с Домом: на такие пары, как наша, Корона молилась в буквальном смысле слова. Я Гончая, он Охотник… Да мы вдвоем могли за неделю
