— Твои выводы?
— Мой предварительный статистический прогноз остается в силе, — сообщил магос. — Латентные пси-способности и генетические метки легионера Сарило характерны для личности, практически лишенной воображения, склонной к догматическому мышлению и почти рабской верности долгу.
— В бойцах Девятнадцатого нет ничего «рабского».
— Просто фигура речи. И набор его врожденных склонностей подтверждает мои слова.
— Гены не определяют судьбу, — возразил Пром. — Лишь деяния воина приносят ему славу или позор.
— Так или иначе, я уверен, что легионер Сарило — достойный кандидат для проекта Сигиллита, — заключил техножрец.
Дион призвал свою внутреннюю мощь. Когда-то, будучи главным библиарием легиона Ультрамаринов, он с гордостью применял пси-силы, но теперь из-за этого дара его считали опасным. Псайкер приложил ладони к вискам Варэстуса, и раненый застонал: его разум сразу ощутил присутствие незваного гостя.
По опыту Пром знал, что сознание любого космодесантника — капкан со стальными зубьями. Деликатность тут не сработает.
Выдохнув, Дион всадил в рассудок Сарило таран собственных мыслей и забросил свою душу, будто цепкий невод, в глубины подсознания Гвардейца Ворона.
На библиария с ревом хлынул вал воспоминаний и впечатлений.
Былые кампании, сраженные враги.
Павшие братья, запятнанная честь.
Мир черных песков, Иставаан V.
Проклятое название, новый синоним измены.
Льет кровавый дождь. Сталь и огонь стремительно падают с небес. Клич вероломства — в десять тысяч палящих стволов. Верные друзья оборачиваются ненавистными врагами. Мука и страдание: падает отец-примарх.
Мертвый или пропавший? Кто знает…
Боль сражается с чувством утраты и жаждой отмщения. Все затмевает резня в Ургалльской впадине. Отчаянное бегство. Тянутся безнадежные сутки. Он проводит дни в западне, на планете, где все и вся жаждут убить его. По ночам воин скрывается от щелкающих клыками темных кошмаров, которые понимают мрак гораздо лучше него.
Но вдруг из пустоты возникают звездолеты — освободители издалека.
Возрождается надежда на победу. Сгорая, она сменяется безысходностью.
Разбитые легионы дерутся до последнего вздоха.
Можно надеяться лишь на гибель в бою… и на возмездие. Да, возмездие!
Возмездие! Возмездие! Возмездие!
О, беспримесная чистота мести… Воин разит и истребляет, омывается кровью тех, кто предал Императора. Такой голод не унять, такую жажду не утолить.
Возмездие!
Пром покинул сознание Варэстуса Сарило.
Библиарию как будто обожгло руки — он отдернул ладони. В черепе ревела буря кровожадных стремлений. Запрокинув голову, Дион испустил могучий звериный вой, какому позавидовал бы и легионер Стаи.
Его ментальное единение с Гвардейцем Ворона распалось. Матрица пси-капюшона вспыхнула, как горящий фосфор, сбрасывая опасные излишки псионической энергии. Сердца Прома бешено стучали, словно отбойные молотки; усмирив скачущий пульс, он избавился от прилива агрессии, выведя ее из организма ручейками пота и судорожными выдохами.
Перед глазами стоял алый туман, дыхание пылало яростью.
Но желание убивать постепенно спадало.
Наконец легионер покачал головой.
— Ты ошибся.
— «Ошибся»? — переспросил Зайгман. — Все факторы, учтенные по статистическим вероятностям, указывали, что Варэстус Сарило идеально подходит нам.
— Возможно, подходил раньше, но после Истваана он изменился. Варэстус морально надломлен, поглощен жаждой мщения.
— Как и почти каждый из вас, — заметил Виденс.
— Моя месть свершится, когда труп Хоруса рухнет под ноги Императору, — сказал Пром. — Я не исчисляю воздаяние в повергнутых врагах. Сарило, напротив, так алчет возмездия, что оно становится для него соблазном, то есть слабостью.
— Но ведь не очень значительной?
Дион снова покачал головой.
— Способности воина бывают выдающимися или скромными, однако малозначимых слабостей не существует. Особенно сейчас, когда на кону столь многое. Избранные Титана должны стоять превыше искусов. Превыше любых соблазнов.
Убрав инфопланшет в карман рясы, магос поклонился космодесантнику.
— Мои извинения, библиарий Пром. Я питал большие надежды относительно данной вылазки, но, похоже, оказался неправ.
Резко обернувшись, Дион схватил Зайгмана и вздернул его над палубой. Остаточные болевые ощущения распалили гнев легионера, вызванный промахом Виденса.
— Ты понимаешь, чего стоила твоя ошибка? А? Только представь, какие еще подвиги мог совершить этот воин, скольких изменников убить? Нет, скажи, ты понимаешь?!
Нечеловеческое тело Зайгмана, скрытое под длинным балахоном, дергалось и извивалось над полом. Из динамика его маски вылетел отрывистый испуганный крик.
— Библиарий Пром, успокойтесь! Статистическое прогнозирование, при всей его эмпирической точности, не идеально!
— Прежде ты утверждал иное, — напомнил Дион, крепче сжимая пальцы. — Если результат тебя устраивает, цифры не лгут, но в случае твоей ошибки оказывается, что формулы были несовершенными. Как удобно!
— У каждого метода прогнозирования есть изъяны, — быстро проговорил Виденс. — Пророчества, гадания по птицам или внутренностям, картомантия… все они зависят от различных интерпретаций и отклонений!
Не желая выслушивать подобные оправдания, Пром еще сильнее сдавил глотку получеловека. Металлическая гортань смялась под скрежет пластали и шипение напрягающейся пневматики. На лицевой пластине техножреца лихорадочно завращались линзы в латунной оправе.
— Библиарий, он просыпается! — завопил магос.
Осознав, что его гнев неуместен и отчасти принадлежит не ему, Дион выпустил Зайгмана. Лицо легионера отразилось в маске из матированной стали; увидев его, Пром с омерзением отвернулся.
Варэстус подергивался на каталке. Веки воина подрагивали — вторжение в его воспоминания привело к сбою биологических механизмов, не позволявших Сарило проснуться. В кровь космодесантника хлынули мышечные стимуляторы, и он застонал, сжимая кулаки.
Дион почти нежно положил ладонь на голову раненого.
— Прости меня, брат, — сказал библиарий.
И выжег мозг легионера огненным импульсом.
Выйдя вместе с техножрецом из отсека Медике Астартес, бывший Ультрамарин запер за собой дверь. Окутанный тенями зал, превратившийся из палаты исцеления в склеп, омрачился и затих.
— Будь ты проклят, Малкадор… — с глубокой скорбью прошептал Дион, коснувшись холодной металлической створки.
Посмотрев на свою руку, он увидел тускло-серебристую броню — округлый наруч оттенка оружейной стали, а не насыщенного синего колера Тринадцатого. Пром тяжело перенес то, что с доспеха стерли геральдические цвета родного легиона, но в подобных ситуациях воина скорее радовало их отсутствие. Его братья в Ультрамаре никогда бы не одобрили бездушно логичного плана Сигиллита.
Товарищи сочли бы поступок Диона гнусным предательством, но они не ведали того, что знал библиарий. Они не видели того, что узрел он. Они не слушали высокопарную речь Магнуса Красного в Никейском амфитеатре, где примарх отверг выдвинутые против него обвинения в колдовстве.
Дион слишком хорошо помнил тот день.
Вулканический жар, игра отражений в лабиринтах из остекленевшего камня.
Ощущение своей правоты, что росло в груди Прома, когда он стоял плечом к плечу с другими воинами-мистиками.
Эликас, Умойен, Зарост… все — главные библиарии.
И Таргутай Есугэй, старший грозовой пророк Белых Шрамов.
Чогориец говорил мудро, как сам Птолемей[59], и слова его не звучали менее разумно от того, что их произносили
