— Я же сказал, они не роботы, — напомнил Санахт. Вращая клинками, он шагнул вбок и уклонился от выпада в пах. — Ты не слышал объяснений Аримана?
Ударив ногой вбок, легионер сломал колено наступавшему на него автоматону. Тот зашатался, и воин срезал ему голову двумя мечами, как ножницами.
Отойдя от хлынувшего из шеи темного пламени, Санахт заметил:
— Прискорбно разрушать артефакты столь восхитительной работы.
— Говори за себя! — рявкнул Люций.
Он оттолкнулся от расколотой груди падающего ёкая, взмыл над полом и срубил в одном прыжке три эмалированных черепа. Ловко приземлившись, мечник раскинул руки и с рептильной ухмылкой, прорезавшей сетку шрамов на его безволосой голове, прокрутился на месте. Следом отпрыск Фулгрима дернул запястьем, и мерзкий кнут обвился вокруг своей эбеновой рукояти.
Санахт с неприязнью подумал, что это оружие слишком напоминает живое существо.
— А без театральщины нельзя?
— Я ведь убил их, разве нет? — парировал Люций.
— Лучше побереги силы для следующей сотни.
— Хватит разговоров, — вмешался Хатхор Маат. Раскинув руки, он выпустил в автоматонов конус ледяного воздуха. — Оставайтесь на шестом Исчислении. Менкаура? Если не можешь сражаться, войди в сознания тартарухов. Перебей их; возможно, тогда ёкай утратят связь с Великим Океаном.
Санахт рискнул оглянуться через плечо. Менкаура сидел на корточках в целом озере своей крови, опираясь спиной на обломки выставочного стенда. Не открывая глаз, он кивнул, и мечник почувствовал, как разум провидца ныряет в Имматериум, чтобы отыскать там путь к победе над неприятелем.
— Вы что, не видите? — гневно выкрикнул Собек, шагая к передней линии мандалы. Посох и свободную руку в латной перчатке он вытянул перед собой, словно какой-нибудь пророк древней эпохи. — Наш брат при смерти!
— Стой! — гаркнул Толбек. — Что ты творишь?
— Завершаю битву! — взревел практик.
Его кожа покраснела и туго натянулась.
— Нет! Так ты разрушишь мандалу! Четырех адептов не хватит, чтобы удержать конфигурацию!
He обращая на него внимания, советник Аримана выпалил слова силы, которые Санахт не осмеливался даже читать с близкого расстояния. Каждое из них вколачивалось в череп мечника, будто ржавый гвоздь. Слоги коварного заклятия отравляли сам воздух, проявляясь вокруг Собека рваной призрачной пленкой, полотном оживших кошмаров.
Нечто с потрескавшимися рогами. Что-то с обломанными клыками.
Теневые негативы ужасов, которые не стоило бы вытаскивать на свет.
Вскрикнув, практик втянул их в свое тело, и каждый воин Тысячи Сынов потрясенно вздрогнул, ощутив тошнотворные отголоски их жутких прикосновений.
— О, Погибель, да что он делает? — спросил Люций.
— Перестроить мандалу, — скомандовал Хатхор Маат, игнорируя мечника.
— Войды Дрех’йе, — произнес Санахт, и из его глаз потекли кровавые слезы.
Одновременно с тем, как атенеец безрассудно поименовал призывное заклятие, из посоха Собека вырвались кометы, испускающие темное свечение. Завывая, словно почуявшие кровь боевые псы, они понеслись мимо орды автоматонов с гладкими корпусами к живым, дышащим тартарухам.
В «Хрониках Урша» и других поэтических гримуарах упоминалось о запретной скиамантии[36], применявшейся для вызова войдов — пагубных духов варпа, которые расплетали души своих жертв и поглощали их по кусочкам.
До сего дня Санахт считал такие истории зловещими небылицами.
Как только теневые кометы поразили жрецов, мечник понял, что ошибался.
Стражей оракула в буквальном смысле вывернуло наизнанку. Их хребты ломались, как хворостинки. Разматываясь метр за метром, падали наземь влажные трубочки вен и артерий. Внутренние органы детонировали подобно гранатам, зубы и осколки костей разлетелись, словно шквал пуль, а чудовищные объемы испарившейся крови повисли в воздухе омерзительным алым туманом.
Тела тартарухов перестали существовать, но эхо их воплей еще долго разносилось по храму. В криках звучала животная обреченность жертв, которых разрывают в клочья злобные, жадные до чужой жизни хищники.
Как только изуродованные трупы расползлись наподобие мокрых тряпок, яростные ёкай мгновенно успокоились. В момент гибели жрецов исчезла духовная сила, управляющая автоматонами. Они застыли, будто фаланга боевых роботов Кибернетики с отказавшими контрольными ошейниками. Исторгнутые из них сущности, гневно визжа, снова влились в Великий Океан.
Замысел практика удался, но он не успел ни произнести формулу завершения призыва, ни пассами начертить руну отсечения. Возжаждав еще больше душ, потусторонние твари, извиваясь в полете, понеслись к космодесантникам.
— Собек! — позвал Хатхор Маат. — Останови их сейчас же!
Но легионер не двинулся с места; его сокрушили мощь, высвобожденная им самим, и договор, который воин так бездумно заключил. Из застывших пальцев Собека выпал посох, разинутый рот начал растягиваться с треском лопающихся сухожилий и рвущихся хрящей.
— Знак Аматэрасу[37]! — внезапно крикнул Менкаура из центра мандалы. На его губах и из раны в груди выступила ярко-алая пена. — Все вы! Сейчас же сотворите этот сигил!
Санахт попытался мысленно представить комплексные символы и соматические формы защитных чар Аматэрасу, но вой и невнятное брюзжание призраков, казалось, заполнили битым стеклом его разум.
Затем мечник ощутил в своем сознании присутствие адепта Корвидов: тот направлял товарища, как поступал со многими другими братьями в прежние десятилетия. Менкаура обучался своему ремеслу у храмового магистра Аматэрасу, который достиг мудрости под началом самого магуса Фанека — питомца Алого Короля.
Но даже его умений не хватило.
Войды обрушились на мандалу и разбили ее, вереща от упоения. Удар сбил Санахта с ног, фильтры его шлема забились под натиском зловонных ветров, смердящих порченой кровью.
Сакральное построение распалось. Теперь каждому воину приходилось биться в одиночку.
Но, хотя со жрецами войды расправились мгновенно, теперь им противостояли Легионес Астартес.
Практик, по-прежнему отрезанный от собратьев и запертый в собственной броне, неподвижностью напоминал статую. Чувствуя, что плотью Собека попировать не удастся, фантомы облетали его стороной. Хатхор Маат, возвышаясь над Менкаурой, пока что сдерживал призраков кружащимся ореолом биомантической энергии. Толбек, дав волю своему дару, скрылся в столпе ослепительного пламени.
Перерождение плоти все так же угрожало Тысяче Сынов, поэтому Магнус Красный не советовал воинам столь безудержно применять варп-способности.
Но разве у них имелся выбор?
Бормочущие призраки окружили Санахта подобно стае разъяренных акул, и он совершенно забыл о Сигиле Аматэрасу.
Монстры накрыли его волной полночно-черных когтей и леденящих теней, атакуя проворнее, чем любые иные враги на его памяти. Всякое их касание вонзалось в сердце морозным клинком, замедляло легионера, делало его уязвимым. Вскоре Санахт обнаружил, что бьется спиной к спине с Люцием; вполне естественно, что два мечника по призванию оказались рядом.
И тот, и другой вертелись в маленьком убойном круге, вынужденно полагаясь на спутника, которому не доверяли по-настоящему.
Но у
