наказание за подобное поведение она на неделю запретила им ездить верхом и предупредила, что продаст их пони, если они еще раз позволят себе подобное, и, конечно, ей крайне неловко за то, как они меня обозвали.
— Обозвали? — повторила я. — Но я никогда с ними не разговаривала. Я не знаю ваших сыновей и уверена, что по лугу скакали не только они.
Руководительница их группы сказала ей, что они ответили мне руганью, не отступала она. И даже повторила их слова, и она не допустит, чтобы они позволяли себе такие выражения с кем бы то ни было. Она пришлет их, чтобы они извинились, и не буду ли я так добра отчитать их хорошенько?
Вечером явились два мальчугана, каждый с букетом в магазинной обертке, на которые, решила я, им пришлось потратить свои карманные деньги. Потупив глаза, опасаясь посмотреть на меня, не то бы они поняли, что я совсем не та, кому они нагрубили, мальчуганы извинились, сказали, что больше не будут, и умчались вверх по дороге, явно радуясь, что избежали тюрьмы.
Так я никогда и не узнала, кого они обругали. Наверное, мисс Уэллингтон, решила я. Я легко могла вообразить, как в своей роли хранительницы Долины она попыталась бы остановить тех, кто вздумал скакать по моему лугу. Не понимала я только одного: почему она мне ничего про это не сказала? Хотя мисс У. обожала сообщать, что она сказала и что сказали ей. И всегда была готова встать на защиту правого дела. Оставалось только предположить, что они употребили такие словечки, которые она, будучи истинной леди, повторить никак не могла. А мне так хотелось узнать, что же это все-таки было!
Лето ознаменовалось и наплывом посетителей. Читателей, которые, отправляясь через Сомерсетшир в Девоншир или Корнуолл, писали, спрашивая, нельзя ли им заехать посмотреть коттедж и кошек. Почти никто из них еще на видел Шани, и они расстраивались, услышав, что Сесс умер. Но Сафра покорял их всех, встречая будто самых близких друзей, а Шани приводила в недоумение. Она долго-долго пряталась на кресле, вдвинутом под большой дубовый стол, потом, заметив, как Сафра купается во всеобщем внимании, выбиралась оттуда, терлась о две-три руки, а затем, став центром общего восхищения, уползала по ковру на животе и вновь искала приюта в своем неприступном убежище.
— Но почему она ведет себя так? — спрашивали гости.
— Она принимает вас за торговцев живым товаром, — объясняла я очень серьезно (к большому, не сомневаюсь, удовлетворению Шани). — Она все время ожидает, что ее похитят.
Что было чистейшей правдой, и в один прекрасный день они вдвоем устроили достопамятный спектакль. Я угощала посетителей чаем (супружеская пара и две их дочери) и поставила на стол блюдо с сухариками. Сафра обожал сухарики, и девочки тут же положили ему один на ковер. Естественно, он куснул разок и тут же решил, что есть способы поинтереснее, чтобы стать центром внимания. Например, промчаться через всю комнату, прошмыгнуть по спинке дивана, на котором сидели гости, с громким шлепком плюхнуться на пол, а затем повторить все сначала. Все смеялись, все смотрели только на него. Сафра увлекся, и, когда, совершая смертельный номер с прыжком, угодил на сухарик, который разлетелся мелкими крошками, он совсем опьянел от всеобщего веселья. Ему положили новый сухарик, он обежал комнату, пролетел по спинке и прыгнул на сухарик уже нарочно, — и когда крошки взлетели фонтаном, его черная мордочка просияла гордостью за совершенный подвиг. Тем временем Шани, не стерпев того, что он присваивает себе всю славу, раз за разом появлялась из-под стола, смотрела на происходящее, а затем, с успехом приковав к себе все взгляды, словно бы вдруг понимала, Какой Подвергается Опасности, распластывалась на животе и возвращалась на свое кресло.
— Любят быть в центре внимания, правда? — сказал муж, чуть не выронив чашку, когда Сафра пронесся вихрем у него за спиной и приземлился еще на один сухарик.
Бесспорно, бесспорно! Было, помнится, это в понедельник. А в среду Сафра стал центром внимания в Лэнгфорде из-за подозрения — в какой панике я пребывала! — в том, что он перекусил сиреневым полотенцем.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда Сесс находился в Лэнгфорде под наблюдением, я спросила лечившего его ветеринара, нет ли где-нибудь поблизости от нашей деревни его коллеги, который специализировался бы на мелких животных. Местные ветеринары занимались главным образом лошадьми и домашним скотом. И много лет я возила своих кошек за пятьдесят миль, когда им требовалась врачебная помощь. Слишком долгий путь! А мне доводилось преодолевать его под валящим снегом, по гололеду и в тумане. Так что ветеринар поближе к коттеджу был бы даром небес.
К моему удивлению, ветеринар ответил, что в Лэнгфорде как раз открылось отделение мелких животных. До этих пор они принимали только тех животных, которых, как Сесса, к ним направлял ветеринар, затруднявшийся поставить диагноз. Но они недавно купили практику местного ветеринара, который удалился на покой, и при условии, что животное не находится под надзором какого-нибудь из практикующих ветеринаров, его можно везти прямо в Лэнгфорд.
Поскольку ветеринар, к которому я обращалась прежде, жил так далеко от нашей деревни, моих кошек тут же записали в постоянные пациенты. Шани отправилась туда, когда у нее вновь начались расстройства желудка. Ей прописали подмешивать в корм особый сорт отрубей, и с тех пор медвежья болезнь у нее ни разу не повторялась. (Теперь рекомендуют подмешивать вареный рис, что дает те же результаты.) Сафру там стерилизовали… И сотрудники окружили его нежными заботами, но тем не менее я долго спрашивала себя, почему профессор, который руководил вечерними операциями, самолично отнес его в машину, когда я за ним приехала. Так ему хотелось поскорее от него избавиться? Но почему? А теперь эта история с сиреневым полотенцем!
Сиамские кошки любят грызть вещи, и Сафра не был исключением. На первых порах его влекли чайные полотенца в красно-белую клетку. Он отгрызал их уголки всякий раз, когда умудрялся остаться на кухне один, и порой я холодела, заглядывая в его ящичек и прикидывая, какую жуткую болезнь он подцепил, но затем сообразила, что это просто чайные полотенца прошли естественный путь, и поблагодарила Небо, что им это удалось.
Затем он открыл для себя сиреневые ручные полотенца, также висевшие в кухне над стиральной машиной.
Усевшись на ней, он мог дотягиваться до них без всяких усилий, а они, видимо, были самое оно, чтобы заморить червячка. Вскоре все мои сиреневые полотенца обзавелись парой параллельных дыр как раз до половины — предел уровня сидящего котенка, и, когда я вывешивала сушить их после стирки, у прохожих появлялась еще одна причина завороженно поглядывать через ограду. Они выглядели точь-в- точь, как маски куклуксклановцев.
И вот в среду после его показательных прыжков на сухарики Сафра перестал есть. Сидел с тревожным видом, отказывался выходить, а затем вообще исчез. Я обыскала весь коттедж, включая пространство между холодильником и стеной в пристройке к кухне, которое Сафра, котик со своим образом мышления, избрал в качестве потайного убежища. Поскольку до задней двери было рукой подать, мне кажется, он исходил из предположения, что я, не подозревая, где он, могу оставить дверь открытой и он выскочит наружу. Но как бы то ни было, он подолгу просиживал там, предаваясь размышлениям. И я заглянула туда. Его там не оказалось, но кое-что обнаружилось. Нечто длинное и таинственное. Когда я его вытащила, выяснилось, что это остатки сиреневого полотенца.
Хранил ли Саф его там в течение некоторого времени как неприкосновенный запас или съел в один присест, я не установила — он мог вытащить полотенце из кухонного шкафчика в любое время, но едва мне удалось отыскать воришку (он сидел за занавеской в спальне и апатично поглядывал во двор, что было совершенно не в его характере), я позвонила в Лэнгфорд, объяснила, что произошло, и мне сказали, чтобы