Фотографий Марины, на которой он женился уже здесь, на Базе, было всего две. Детская и маленький прямоугольник фото из какого-то официального документа со смазанной на уголке штемпельной краской. И все. А Консуэло, которую он любил больше жизни, и снимать было уже нечем – не до фотографий. Зато она жива, не сгорела, как Марина от рака. Дочь здесь, с ним. И за нее он поборется, нечего ей делать наверху.
Доктор снова вернулся к гаванским фотографиям. Знал бы, что так выйдет, взял бы больше, гораздо больше. И не в ноутбуке, мгновенно превратившемся в мусор, а вот так, на бумаге.
А еще… Искренне жаль Фомина, они действительно сдружились здесь, под землей. Зять… Пусть полковнику будет хорошо там, где он оказался после смерти. А рабочие вопросы можно решить и со Старцевым, не рассказывая, конечно, лишнего.
Хотелось выпить, и Рамирес не стал себе отказывать. Увы, но это не ром. Совсем не ром, хотя тот иногда приносили сталкеры, как правило, дешевый венесуэльский. Надолго хватало, если не пить бутылками, но всегда заканчивался. Вот и сейчас под рукой нет.
– Какой я был дурак, – который раз сказал себе доктор. – Почему не оставил у себя хотя бы копию схемы криобанка? Почему? Можно было бы запустить программу гораздо раньше.
Всему виной легкая паранойя русских. Впрочем, в чем они так уж виноваты? Армейские порядки во всех странах похожи.
Привезти свои образцы и поместить в криобанк получилось без труда. Гавана – Москва – Воронеж. Два стыковых рейса. Никаких проблем. А вот дальше…
Впрочем, возможно, что сейчас наилучший момент. Исследования без возможности эксперимента, но при наличии огромного количества времени после Дня дали ему возможность ускорить развитие рожденных младенцев. Не суперсолдаты за три года, это фантастика для детей, но годам к двенадцати они станут взрослыми. Станут, он уверен в этом. И выдержат жизнь наверху. Они не будут знать о своем происхождении, но и ладно. И пусть.
Достаточно, что все знает он.
Дьябло, дочка даже не выучила испанский. Она русская, совсем русская. Поэтому он не стал раскрывать ей карты, не стал говорить о своем задании. Если она будет участвовать в программе рождения – а она рвется, ей самой нужны дети! – он лично даст ей наилучшее потомство. Самых совершенных из возможных в этом будущем людей.
Рамирес поднялся с рюмкой в руке и подошел к большой фотографии Команданте, всегда висевшей на стене его кабинета. Любого из его кабинетов, даже в Германии, где он играл опереточного сына богатея с левыми убеждениями.
На этой же внизу вилась дарственная надпись. Ему. Лично ему, Рамиресу.
И он не подведет.
Первая партия эмбрионов будет взята из генного материала Фиделя, оплодотворенные яйцеклетки первых красавиц Кубы. Элиты его страны, острова, которого больше нет.
Неплохой генный материал получился бы из этого… как его? Ката. Но – мутант, даже связываться не хочется. Парнишка боевой, но, к несчастью, биомусор. Без будущего. Даже и думать на эту тему смысла нет. Тем более дочка окончательно к нему охладела. Не без его, доктора, помощи, конечно, но что это за чувства, если от них может отговорить отец? Пресвятая Дева с ним, забудем.
Опять же сюда Кат не вернется никогда.
Доктор приблизил рюмку к стеклу, закрывавшему фотографию, и коротко звякнул о него. Команданте одобрительно смотрел на Рамиреса, держа сигару и словно говоря:
– Мы еще поборемся, компаньеро. Нас не сломить. Куба жива!
– Patria o muerte, – сказал доктор и залпом выпил до дна.
Вполне по-русски.
Ноябрь 2018 – февраль 2019
Воронеж, центральные кварталы
Зачем написана эта книга? Почему я пишу именно так, а не иначе?
Автор ответит вам одно, читатель – другое. Но истина находится, как известно, где-то посередине, я могу только изложить свое мнение. Смыслов много. Они неоднозначны, они вокруг нас и внутри, они многослойны и противоречивы.
Это и борьба между иллюзорностью нашего мира, привычного, того, что за порогом, и реальностью встающего из строчек текста – страшного, но обыденного для живущих в нем.
И реакция на неведомое.
И взросление героев, ломка характеров – у кого-то полезная, делающая человека крепче, а у других – окончательно лишающая их права на существование.
Любая книга, кроме справочников, – о людях. О настоящих героях и законченных подлецах. О том, как такие – на первый взгляд надежные – здания и мосты могут обрушиться в один Черный День, а хрупкая человеческая жизнь будет продолжаться. Пробиваться через трещины асфальта и бетон убежищ ростками, не всегда прямыми и правильными, несущими в себе боль и ужас прошедшего, но живыми.
Я хотел видеть обычных людей, поставленных в жутковатые условия бытия, живых и настоящих, со своими победами и поражениями, ведь это и есть, на мой взгляд, настоящая фантастика. Почти недостижимый идеал литературы.
Я хотел, чтобы эти люди выжили и вышли на поверхность, ставшую странным искаженным зеркалом нашего мира. Где деньги ничего не значат, их роль играют патроны. Где десятки километров превратились в запредельную даль, пересечь которую в одиночку почти невозможно. Где есть надежда на будущее, но никто не знает, в какой стороне искать ее. Где будущий путь остатков человечества может лежать через рабство. Где мутация никого не удивляет, как нас не удивляет солнце в голубом летнем небе – то, чего лишены жители нового мира.
Остатки знаний и техники существуют, но выжившие и родившиеся под сводами убежищ уже понимают – чтобы не умереть, нужно идти дальше. Использовать оставшееся от предков, но строить новую жизнь. Так, как получится. Налет цивилизации слишком тонок, и сперва начинает править сила. Так всегда было и всегда будет, но человек не был бы человеком, если не смог бы укротить силу волей. Своим пониманием справедливости. Любовью и заботой о тех, кто слабее. Поиском неочевидных истин, даже ценой своей жизни.
Как
