Как и у второй жертвы.
Морщины избороздили не только кожу под его глазами — толстый неповоротливый язык также был в складках. Из-за глубоко вдавленной переносицы нос казался сломанным, как у боксера. Он был сильным, но спортом не занимался. За всю свою жизнь ни разу не был в парикмахерской, мать сама стригла его — очень коротко. Он недолюбливал жужжание машинки и все время вертел головой; потом шел под душ, чтобы смыть с шеи колкие остриженные волосы.
Большую часть времени он проводил на улице, а когда приходил домой, включал телевизор и смотрел телесериалы: только закончится один, он переключал канал, где начинался другой. После просмотра передачи "Спокойной ночи, малыши!" послушно шел чистить зубы и укладывался в постель. Мать целовала его, и он быстро засыпал.
— Давайте наконец познакомимся, — предложил мужчина. — Меня зовут Вадим.
Ширяева представилась. Вадим, комкая слова, пробормотал, что ему очень приятно. Завязался разговор ни о чем. Точнее не разговор, а монолог мужчины. Валентина, назвав свое имя, больше не произнесла ни слова. Ее спутник то изливал душу, то бросал тревожные взгляды на веселившуюся неподалеку компанию.
Первым признаком того, что молодежь за столиками захмелела, послужил голос бармена, сказавший в микрофон, соединенный с мощной магнитолой:
— С днем рождения Сашу поздравляют его друзья.
Сияющий паренек рядом с барменом перегнулся через стойку и крикнул в микрофон:
— Во всем удачи, Санек!
Из рук в руки перешла мятая десятка. Грохнула забойная музыка.
Поздравление подхватили за столиком, где сухо звякнули бокалы.
Для наряда милиции выкрики из "Поплавка" послужили причиной появления в кафе. Вадим тотчас вскочил с места.
— У меня все под контролем! — громко приветствовал он патрульных, направляясь в их сторону. — Я полностью контролирую ситуацию!
От него пахло коньяком, и вообще он казался излишне возбужденным. Старший наряда переглянулся с напарником и попросил "контролера" предъявить документы.
— А что, я обязан носить их с собой? — неосторожно осведомился Вадим.
— Значит, документов нет… — протянул сержант, легонько ударяя дубинкой по ладони.
Валентина решила, что ей пришла пора вмешаться.
— Молодой человек, подойдите сюда, пожалуйста, — позвала она.
Милиционер скривился и очень медленно направился к столику. Он вполне резонно предположил, что перед ним жена подвыпившего мужчины.
— Ну? — Он вопрошающе приподнял бровь. И тут же еще более напрягся, потому что в открытой сумочке женщины увидел пистолет. Ее рука была на полпути к нему. Сержант отчего-то не очень быстро потянулся к своей кобуре.
— Спокойнее, — попросила его Ширяева, — у меня есть разрешение на ношение огнестрельного оружия. Возьмите, — она протянула удостоверение.
Патрульный не очень хорошо знал законы. Но если что и представлял о статусе судьи, то это то, что женщину, сидящую перед ним, нельзя задержать и принудительно доставить в отделение, или тем паче привлечь к уголовной ответственности в общем порядке.
Он ознакомился с документом и вернул. Нехотя козырнув, все же догадался извиниться.
— У меня все под контролем, — пробормотал вслед удалявшемуся наряду Вадим.
Валентина улыбнулась, когда ее сосед выкрикивал предупреждение "У меня все под контролем!" таким тоном, словно у него в руках были заложники.
— Который из них ваш сын? — спросила Ширяева, кивнув головой на танцующих.
Вадим указал рукой:
— Вон тот долговязый. А рядом с ним его девушка, Марина. Симпатичная, правда?
Ширяева ответила улыбкой.
— Что за мода такая, — проворчал Вадим, — отмечать дни рождения в кафе… У вас сын или дочь? — продолжил он по инерции и в очередной раз наполнил рюмки.
После непродолжительной паузы Валентина ответила:
— Сын.
Достав из пачки сигарету, она прикурила и отвернулась от собеседника. Скорее бы дожить до суда над Белоноговым, думала она. Закончить одно дело и заняться другим. Скорее бы купить крупную партию терок.
Терок… Универсальных терок и… ножей для чистки рыбы. Но таких ножей нет в продаже, придется довольствоваться одной теркой.
Сын всегда помогал матери на кухне, особенно ему нравилось натирать через терку овощи. И делал он это только потому, что мать любила тертую морковь с сахаром и пекла очень вкусные оладьи из перетертых с чесноком кабачков. Вкусные для нее — сам он недолюбливал их и ел только потому, что они нравились матери. Если он был на улице, она звала его с балкона: "Илюша, натри мне морковки". И он бежал сломя голову, забывая про друзей. Он мог натереть морковь только до половины, боясь поранить пальцы, которые с трудом удерживали овощ, и виновато смотрел на мать. Она довершала работу, начатую сыном, кормила его, и он, счастливый, убегал на улицу.
"Уклюжий немедведь…"
— Вы так и не выпили свой коньяк.
— Что?.. Ах, да… — Она сделала глоток.
Этот мужчина может подумать, что она, сидя в одиночестве за столиком, ищет знакомства, легко согласилась разделить с ним компанию, выпила. Прав он будет только в одном: она одинока. Безумно одинока. Пусть этот лысеющий мужчина и его сын, бросающий на отца насмешливые взгляды, думают что хотят. И Белоноговы тоже — из судей не она первая, не она последняя, кто берет деньги за судебный процесс.
Солнце ушло за горизонт, который окрасился в темно-розовый цвет, по периметру дебаркадера зажглись яркие огни. Молодежь продолжала веселиться, Вадим в любую секунду готов был выкрикнуть глупую фразу: "Я полностью контролирую ситуацию!", а Валентина — разреветься.
Позавчера она входила в свой подъезд ровно в двенадцать часов ночи. Престарелая соседка с первого этажа, страдающая бессонницей, словно поджидала ее. Она успела сказать только одну фразу, от которой женщина дернулась, как от удара.
— Я, бывало, зову его: "Илюша, сериал начался", и он…
Несмотря на запрет врачей, ее пускали в реанимационную палату. В тот вечер она буквально на минуту отлучилась, а когда вернулась в палату, сын был уже мертв. Он лежал с забинтованной головой, на изуродованном плече и груди порозовевшие от крови марлевые тампоны, прикрепленные к телу полосками лейкопластыря. Лицо непохожее, неродное.
Она метнулась за врачом. Тот, едва взглянув в лицо пациента, бросил короткое "все". Но на всякий случай приложил пальцы с правой стороны шеи на сонную артерию.
"Сделайте же что-нибудь!"
"Я же сказал: все. Покиньте палату".
Врач грубо оторвал полоску лейкопластыря, фиксирующую иглу системы, выдернул ее из локтевой вены покойника и
