Я помахала ему рукой, и он помахал в ответ, лицо его было серьезным, торжественным и почти слишком красивым, чтобы понять.
Затем его голографическое изображение замерцало, и он исчез.
Глава 5
Зарак выключил голофон и встал в темной прихожей, не сводя глаз с того места, где несколько мгновений назад стояло голографическое изображение Кассандры. Он попытался разобраться в своих чувствах, но обнаружил, что на самом деле не имеет значения, что он чувствовал.
Все эмоции, казалось, проходили через него одновременно. Он злился на Роллоха за то, что тот был таким непростительно грубым, и за то, что ему посчастливилось составить пару с такой очаровательной женщиной. Он чувствовал огромное разочарование от жестокой иронии, что такая женщина, как Кассандра Уэссекс, была бы так невероятно близка к нему, но так недосягаема. Но, как ни странно, он тоже чувствовал счастье: счастье, что такая женщина существует, что он провел немного времени в ее обществе. И сильную жажду, да именно жажду, не похожую ни на одну из тех, что он испытывал раньше с другими женщинами, а их было немного. Но болезненная потребность, которую он испытывал к Кассандре, была другой. Это было не просто возбуждение — хотя он определенно желал ее — это также ощущалось как что-то гораздо большее, гораздо более глубокое, что-то более… сильное.
Потом, конечно, была грусть. Глубокая, сложная тоска. В те минуты, когда они оба уставились друг на друга, не в состоянии общаться благодаря низшей технологии голофона Земли, Зарак отдался фантазии о том, что она его, эта совершенная человеческая женщина, предназначенная только для него. И это чувство было настолько правильным, настолько настоящим, что он почти ощутил его вкус. Затем, конечно, ему пришлось вернуться к реальности. Он должен был признаться себе и ей, что она не предназначена для него. Нет, в невероятно жестоком и непонятном повороте судьбы это несравненное существо предназначалось для Роллоха, свиного фурункула Азакии, который правил их планетой, как избалованный ребенок.
Это было несправедливо. Все это было несправедливо.
И в этом не было никакого смысла.
Что такого было в Кассандре Уэссекс, что так очаровало его? Да, она была прекрасна, ослепительно красива. Длинные золотистые локоны обвивались вокруг ее сердцевидного лица, словно мягкие волны. Рот, как маленький розовый бантик. Большие зеленые глаза, полные доброты и силы. И тело, которое заставляло его желать провести руками по каждому ее сантиметру, исследовать мягкие изгибы, нежные контуры, сжимать, целовать и покусывать, заставлять ее таять, дрожать и стонать с дикой страстью, которую только он мог утолить.
Но в ней было нечто большее — нечто большее, чем просто ее изысканное физическое существо. И это было то, что он не мог понять. Да, она была дерзкой — и ему это очень нравилось. Она предстала перед Роллохом, в гневе нахмурив брови. И все же она казалась мягкой, доброй. В Кассандре он чувствовал необычайно глубокий источник эмоций, сложный и интригующий темперамент, который он хотел исследовать так же, как он хотел исследовать ее опьяняющее тело.
Было странно и немного безумно, что он почувствовал все это от такого короткого общения, но он должен был быть честен с самим собой: он действительно чувствовал это. Он знал, что любовь — он был уверен, что это именно любовь — сложная штука. Сердцу не прикажешь, будь вы с Земли, Азакии или любого другого места. Приемная мать Зарака, королева Азакии и мать Роллоха, однажды сказала ему, что сердце знает то, чего ум не знает, что сердце может понять то, на что разуму могут потребоваться десятилетия. Она всегда говорила Зараку слушать свое сердце, доверять ему. Королева Азакии была такой милой женщиной, такой мудрой и сильно отличалась от своего сына Роллоха, который считал доброту помехой на пути к величию.
Зарак хотел бы, чтобы его приемная мать была еще жива, чтобы попросить совета.
Что он будет делать? Что ему оставалось делать? Мог ли он забыть Кассандру? Это казалось невозможным. Мог ли он похитить ее и тайно довести до Азакии? И что потом? Роллох убьёт ее, если узнает, что ее симпатия отдана кому-то другому, особенно Зараку. Роллох всегда ненавидел Зарака, и это чувство было более чем взаимным. Когда они были детьми, Роллох устраивал истерики, если его мать, королева, проявляла к Зараку хоть малейшую привязанность. Нет, в глазах Роллоха он был единственным, кто был достоин любви своей матери. Зарак, по мнению Роллоха, был куском мусора, сиротой, спасенным из далекой шахтерской колонии, который должен был остаться там с крестьянами.
Ролллох никогда не позволит им с Кассандрой быть вместе.
Но все же они должны быть вместе.
Зарак вышел из прихожей и обнаружил Роллоха, сидящего на позолоченном троне (конечно, все стулья Роллокса были позолоченными тронами, и он никогда не опускался так низко, чтобы сидеть на чем-нибудь еще). Он жевал вонючий замбери, импортированный из планеты восьми секторов. Сок замбери окрасил его рот в маслянисто-черный цвет, и зловонная кучка шелухи лежала на его раздутом животе.
— Итак, девушка с Земли, — сказал Роллох, и струйка темного сока стекла по его подбородку. — Думаю, она не так уж и плоха. Не видно кости. Мне придется это исправить. Посадим ее на диету из забери.
Мысль о том, что Кассандра потеряет свои сладострастные, восхитительные изгибы, заставила Зарака почувствовать острую боль глубоко внутри него.
— Нельзя заставить женщину похудеть, Роллох. Это бессовестно. Только мисс Уэссекс может решить как распоряжаться своим телом.
— Бред, — выплюнул Роллох. — Что ты вообще понимаешь? Ты слишком чувствителен, Зарак. Беспокоишься о других, о правильности и неправильности вещей. Сколько раз я тебе говорил? Нет правильного и неправильного. Есть только то, чего ты хочешь, а то, чего ты хочешь, всегда правильно.
— А сколько раз я говорил тебе, что это абсолютно безумная философия? — ответил Зарак. — Кроме того, ты опережаешь события, не так ли, Роллох? Она еще даже не согласилась встретиться с тобой.
— О, она согласится, — сказал он, как будто было нелепо даже думать, что она ему откажет. — Поверь мне, она согласится.
— Ну, никогда не знаешь наверняка. Она смелая, — сказал Зарак. — Может быть, она слишком смелая для тебя, Роллох. Я знаю, что ты любишь немного более… послушных женщин.
— Бред, — возразил Роллох, липкий кусок замбери вылетел из его рта. — Она смелая, но еще она просто женщина, человеческая женщина. Она не умнее, чем наши водяные черви. Не займет много усилий, чтобы избавится от всех вредных привычек, которые она приобрела
