За час я добрался до своей базы. Тут тоже пока еще властвовала ночь, и я успел совершить посадку на площадке, вызвать лифт с меддроидом и спустить лейтенанта в мой медбокс. Первым делом провел полную диагностику. Ранее у парня было еще две раны в боку, но их восстановил портал, сейчас даже следов не осталось, так что восстановить требовалось только ногу. После диагностики я положил лейтенанта в реаниматор – дроид сам будет менять отработанные картриджи на новые – и, вернувшись на борт глайдера, полетел в Москву. Сейчас не до лейтенанта, тем более ему лежать в капсуле дней пять, пока не отрастет новая нога. Хорошо, что ампутация была проведена чуть выше стопы, иначе летехе пришлось бы надолго задержатся у меня в гостях. Хотя, наверное, он об этом и не вспомнит, выводить его из состояния сна до возвращения я не собирался.
Вернуться в Союз, к счастью, я успел, не хотелось бы опаздывать. Как и договорились, меня на окраине столицы, у подмосковного аэродрома, ждала машина. Спрятав глайдер в лесу у торфяников, я вышел на дорогу и пробежался до машины. Опознание прошло нормально, и я, заняв заднее сиденье в «эмке», в сопровождении еще трех машин с охраной направился к Сталину. Он в данный момент находился на своей загородной даче, туда и ехали.
* * *
– А я говорил, что одежда велика станет, – с усмешкой наблюдал я за десятком подростков, стоявших у неактивного портала в лесу моего родного мира.
После перехода я закрыл портал и с откровенной усмешкой наблюдал за эмоциональным состоянием бойцов осназа, которые меня сопровождали. Были еще два представителя Берии. Тот все же решил, что я ему не враг, и если мы за эти две недели не стали друзьями, то хорошими приятелями точно. Постоянно вместе пришлось находиться. А когда я с помощью лечебной капсулы провел ему и другим членам правления Союза восстановление организма с небольшим омоложением, то он вообще мне простил многое из наших недопониманий. Внешне точно. Сталина, кстати, я тоже привел в полный порядок. Теперь куда дольше проживет, гарантирую, если его не убьют, конечно.
Всего с того момента, как я впервые вылетел на встречу к Сталину, прошло две недели, ровно пятнадцать дней. За это время я показал, что могу, продемонстрировал наглядно, так сказать. Встретил полное взаимопонимание и предложил Сталину целый мир в подарок. Тот отказываться сразу не стал, а почти неделю по пять часов в день вел со мной разговоры, узнавал, что за мир я собираюсь ему подарить.
Сперва меня хотели подмять, заставить уйти под руку Союза, чтобы я стал им своим, но я всегда держался обособленно и так же вел себя и тут. От всех попыток вербальной и невербальной вербовки я отклонялся, так что со временем отстали. Дальше насчет сотрудничества. Золото – а я передал полный список – вызывало даже у Сталина состояние шока, количество поражало. Потом мы все же пришли к соглашению, это было на девятый день, и я за один раз с помощью средней грузовой платформы доставил все золото и восстановленного лейтенанта в Москву. Кстати, лейтенант только в столице и очнулся. Врачи сразу увели его на исследование, поэтому поблагодарить он меня не смог, хотя и рвался, как я потом узнал. Правда, омоложение вызвало у него неоднозначную реакцию – похоже, он еще сам не знал, как на это реагировать. Но бонус, а это восстановленная стопа, его только радовал.
Показывать технику и аппаратуру космического мира я как не собирался, так и не собираюсь. Мелочь еще реально, но не грузовые и другие летательные аппараты и уж тем более оружие. Для местных до сих пор оставалось загадкой, как я перемещаюсь по стране. Золото я сгрузил на поляне в лесу, тут же высадил и вылеченного лейтенанта в полной форме, с пистолетом в кобуре, но без одного сапога, он у него изначально отсутствовал. Спрятав платформу, я вызвал людей Сталина, те взяли под охрану не только поляну, но и лес. После чего долго принимали ящики и бочонки с сокровищами. Почти двое суток приемка шла, все описывали и подсчитывали, двенадцать человек работало. Шесть колонн из грузовиков с этой поляны отправили в Госхран. Лейтенанта тогда же увезли, в первые же минуты. Он как раз просыпаться начинал – взяли под ручки и увели. Сейчас вроде в каком-то госпитале, у врачей на осмотре. Но, как я понял, ему там недолго оставаться. Раз рвется в свой полк, то скоро оправят. Его благодарность мне передали на словах.
После получения золота отношение ко мне стало заметно мягче, до этого была какая-то настороженность, но спала. Пару раз я мелькал на фронтах. Это происходило по просьбе Сталина. В одном месте я пролетел над двумя линиями обороны немцев шириной в сто десять километров, после чего наши бойцы спокойно прошли к немцам и все вынесли, включая пленных. Третью линию обороны мне трогать не разрешили, и я не тронул. Как я понял, это была демонстрация, и она прошла успешно. По крайней мере, немцы больше не держались зубами за свою оборону. Еще пара демонстраций – и при сильном натиске они начали отходить. О мирных переговорах пока и слова не шло, слишком много у нас к немцам было претензий. Культурная нация не совсем культурно себя вела на наших землях, так что нам оставалась только победа, мы должны были разгромить противника в его логове. К этому все и шло. Правда, немцы и сами не особо охотно шли на контакт, так что тут тоже все было в порядке.
История в этом мире начала потихоньку меняться, я помню, что восстание в Варшаве поляки подняли в конце лета, а тут, в связи со стремительными продвижениями советских армий, восстание подняли раньше. С минимумом боеприпасов и продовольствия. Реакция Сталина последовала незамедлительно, войска встали на перегруппировку, пополнение и на отдых. Поляков снабжали, но только по воздуху. На отчаянные призывы правительства Польши из Лондона и на просьбы самих британцев помочь восстанию наш МИД всегда отвечал одинаково. Войска не могут наступать, слишком большие потери, так что как только – так сразу. А помощь по воздуху и так идет, на парашютах сбрасывалась даже артиллерия, небольшие трофейные пушки и минометы, оружие тоже все шло трофейное. У нас его в последнее время много скопилось. Тут мне даже не пришлось Сталина уговаривать, он сам принял решение, хотя я и описал, как вела себя Польша в нашем мире после победы. Он поляков и сам недолюбливал.
В общем, почти все фронты встали,
