— Нас устраивают такие друзья, Магдич, — обратился он к комиссару, когда командир вышел, — которые могут присылать нам продукты, оружие, боеприпасы и тому подобное. Рассчитывать на помощь русских пока что нельзя! У них и своих забот хватает. Понятно? А кстати, — переменил он тон, — у вас, я слышал, уже есть тут один русский?
— Да, нам повезло.
— Повезло? — Ранкович окинул Магдича внимательным взглядом с головы до ног, словно впервые увидел перед собой этого большого, простодушно-наивного человека с лицом мечтательного юноши.
— Послушайте, комиссар, я требую, чтобы вы были на высоте своего положения! Говорить, что нам повезло и что мы можем всецело доверять этому русскому только потому, что он русский, — не значит ли это — терять бдительность?
Ранкович, насупившись, потер свой расширяющийся кверху бесформенный лоб и продолжал невнятно:
— Удивительно, до чего вы иногда несообразительны, комиссар. Да, мы любим русских, учимся у них, я сам готов публично расквасить морду тому, кто скажет при мне что-либо плохое о советских людях; но этот человек был в плену у немцев. В плену, понимаете? Волшебным образом удрал из лагеря «Дрезден». А у вас уже и душа нараспашку. Удрать из лагеря! Ведь это не так-то просто.
— Мы знаем, что он был в плену, что он убежал из лагеря, — ответил Магдич. — Плен — это позор, хотя бы человек и попал к врагу в бессознательном состоянии. Но не всегда из плена выходят предатели. Да что говорить! Ведь наши товарищи удирали даже из гестаповских тюрем, однако мы их ни в чем не подозреваем.
— Да… — Ранкович как-то странно посмотрел на комиссара и вдруг отвел глаза. — Ты, пожалуй, прав. Удрать от немцев — это, может быть, и геройство. Подобный случай не должен внушать нам каких- либо особых подозрений.
Ранкович принялся притопывать ногой, не спуская глаз с Магдича.
— Так. А ваш Корчагин, он что, дружит с этим русским?
— Побратимы.
— Уже успели побрататься?
— Да.
Наступило молчание. Только сапог Ранковича тонко поскрипывал.
— Я могу идти? — глухо спросил Магдич.
— Погоди. Сейчас…
Ранкович снова погрузился в раздумье. Магдичу хотелось уйти, чтобы на свободе обдумать все предстоящие перемены в планах бригады, вызванные приездом Ранковича и радиограммой представителей миссии союзников. Он нетерпеливо ждал.
В дверях неслышно появился рябой, вооруженный маузером партизан с торчащими во все стороны из-под шапки длинными волосами. Маленькие сверлящие глаза его горели, как угольки, под зарослями мохнатых бровей.
Вошедший слегка кашлянул, чтобы обратить на себя внимание Ранковича, и хриплым басом сказал:
— Корчагин пришел.
— Сейчас. — Ранкович сильнее наморщил лоб. Потом привстал и махнул рукой. — Ладно, Громбац! Не надо! Отставить дело с Корчагиным.
— Есть отставить, — удивленно и разочарованно протянул председатель корпусного трибунала.
— Вот что, комиссар, — Ранкович поманил к себе Магдича пальцем. — Ревтрибунал хотел было применить тут кое-какие меры социальной защиты… Меня познакомили с материалами о Милетиче: его поступки до некоторой степени направлены на подрыв революционной дисциплины и авторитета командования. В деле имеются доказательства злоупотребления властью… Кстати, как зовут этого русского, приятеля вашего Корчагина?
— Загорянов…
— Н-да, очевидно, тут не обошлось без его влияния. И это меняет дело…
— Я надеюсь, что вы по справедливости оцените действия обоих… — начал было Магдич.
Ранкович постучал ладонью по столу.
— Решено! — неожиданно воскликнул он. — Объявите от моего имени поощрение и благодарность Загорянову за то, что он проявил в Боговине инициативу и русскую смекалку. А Корчагину… за то, что он ловко подхватил эту инициативу. Будем и впредь при случае прибегать к советам и богатому опыту Загорянова, полученному им в Красной Армии, не теряя, однако, осторожности… Понятно?
Лицо Магдича прояснилось, большая тяжесть свалилась с сердца.
— Я знал, что ваше решение будет справедливо! — облегченно вздохнув, сказал он. — Благодарность — это правильно. Корчагин и Загорянов с группой бойцов в одну ночь сделали больше, чем сделала за этот месяц бригада Поповича, сидя в лесу у Черного Верха.
Ранкович снова уставился на Магдича изучающе-пристальным взглядом.
— У меня есть дело, касающееся и лично вас, комиссар, — сказал он самым дружелюбным тоном.
— Какое дело, друже Марко?
— Вы, кажется, горный геолог?
— Горный инженер и геолог, — поправил Магдич.
— Ну так вот, я получил письмо от нашего министра горной промышленности Сулеймана Филипповича. Вы его знаете?
— Нет.
— Между нами, он, конечно, слабый геолог, просто исполнительный офицер, преданный делу… А вы любите геологию?
— Еще студентом я принимал участие в разведке полезных ископаемых, в поисках руды и металлов. — Заговорив о любимом предмете, Магдич оживился и почувствовал себя свободнее. — У нас есть рудники, известные еще со времен римского владычества, такие, например, как на реке Малый Пек — в Майданпеке. Но в земных недрах есть еще много неоткрытого. Я прошел сотни километров по следам рудных жил, я находил уголь по черному валуну, выброшенному речкой. Люблю это дело и мечтаю вернуться к нему после войны. Я и сейчас не прохожу мимо признака руды в почве. Так сказать, для будущего…
— Похвально! — На скуластом лице Ранковича появилось довольное выражение. — Это как раз то, что нам нужно… Слушайте, Магдич! Вы, как геолог, как ученый человек, нужны нам… нужны нашим союзникам — американцам.
— Американцам? А зачем им? — удивился Магдич.
— Мистер Маккарвер вам лично все это объяснит, надеюсь, достаточно убедительно. Он виделся с Филипповичем, и тот рекомендовал ему вас как специалиста. Соединенные Штаты интересуются геологией нашей страны в целях, так сказать, военного и послевоенного сотрудничества. Окажите Маккарверу всяческое содействие, растолкуйте ему все, что потребуется. Необходимо всячески укреплять и улучшать наши отношения с западными союзниками. Нам это и сейчас нужно и в будущем пригодится.
— Только с западными? — робко и выжидательно спросил Магдич.
— А с русскими, — весело сказал Ранкович, — у нас и без того прекрасные отношения. Издавна! Всегда… Братья ведь, братья-славяне! На этот счет я вам советую не беспокоиться, комиссар! Пока все… Если вы сумеете установить прочную научную связь с американцами, то вам будет обеспечена впоследствии возможность заниматься любимым делом в более широком масштабе. У нас будет свое, самостоятельное государство, будут и свои ударные стройки, как в Советском Союзе, американская помощь нам понадобится.
Он милостиво улыбнулся и крепко пожал Магдичу руку.
Комиссар вышел из штаба в подавленном состоянии. Он все еще чувствовал на себе неотступно- цепкий, пронизывающий взгляд Ранковича и без радости вспоминал его внезапную улыбку и лестное, казалось бы, предложение. «Американцы… научная связь…». Перед Магдичем открывались новые заманчивые и в то же время пугающе-непонятные перспективы. В словах Ранковича, в выражении его глаз таилось что-то недосказанное, будто косвенно поощряющее к совершению неких сомнительных поступков…
