Про русалку (СИ)

насупилась, но промолчала.

  Один Троицын день сменялся другим. Время текло как мёд из бересты: вязко и медленно. Осенью Ульяна спала под водой, а весной снова возвращалась на луга. Танцевала с подружками в полевых цветах. Смеялась над дураками, забрёдшими в лес и требовала с них за проход хорошую шутку или гребешок. И всё никак не могла забыть, перестать думать о том, что где-то на свете есть тот, кто её любил и кого любила она.

  Несколько раз Ульяна наведывалась в деревню, но милого так и не встретила. Другие русалки смеялись над ней. Зачем тебе это, говорили. Можешь же любого мужика взять и под воду утащить. Будет он там со всем удовольствием жить и тебе радость приносить. Ульяна видела таких мужиков. Вечно пьяные и вечно весёлые коротали они время в подводных палатах. Каждый в своей. Ей было интересно, каковы им быть счастливыми. Она смотрела в их пустые глаза и не видела там ничего, кроме тоски и желания умереть. Разве это любовь?

  Ульяна всё чаще бродила по округе, невидимая и неслышимая, заглядывая в лица встречных. Она верила в любовь с первого взгляда. Надежда – всё, что оставалось у неё. И с каждым пробуждением надежда слабела. Наташа говорила, что русалка живёт до тех пор, пока чувствует. Пока ей весело танцевать. Пока интересно щекотать прохожих.

  – А что будет, когда станет неинтересно? – спрашивала Ульяна.

  – А ничего, – отвечала подруга. – Не проснёшься в Троицын день.

  – И что, в ад попаду?

  – Не знаю. И никто не знает. Потому многие стараются любой ценой чувствовать как можно дольше. Начинают щекотать людей до смерти. А потом – есть их. Красоту, конечно, теряют, зато так прожить можно пока река не пересохнет…

  Наташа задумчиво покрутила на пальце русую прядь. Она была русалкой давно, и в последнее время, всё реже и реже поднималась из воды. Предпочитала мягкий речной ил бескрайним полям. Говорила, река зовёт.

  Годы текли быстрее, чем самая резвая стремнина. Восприятие Ульяны становилось всё менее чётким. Однажды она поняла, что давно не видела Наташу. И не смогла вспомнить, сколько троицыных дней минуло с тех пор.

  В хороводе иногда появлялись новые лица, а иногда пропадали старые. Ивашино становилась то больше, то меньше. Большак покрыли серым камнем, а дорогу до деревни высыпали щебёнкой. Среди привычных телег всё чаще стали появляться вонючие самоходные повозки. Русалок всё это волновало мало На старой иве по-прежнему всю русалью неделю висела одежда. Даже когда взрыв (кажется, у людей была какая-то война) выворотил старую иву, Ульяна не расстроилась. Теперь она понимала, что это за зов реки, о котором говорила Наташа. И также, как Наташа когда-то, стала пропускать Троицыны дни. Заставлял её просыпаться другой зов. Тот самый зуд под сердцем.

  Сны становились всё дольше и всё красочнее. Каждый раз покидать речное дно становилось тяжелее. Однажды Ульяна вышла на берег и не обнаружила села. Покосившиеся чёрные срубы с проваленными крышами обильно заросли крапивой. Уцелел только мост у старого просёлка. Русалки тоже покинули эти места. Просто танцевать, ни разу за лето не подшутив ни над кем, им показалось скучным.

  Ульяна осталась. На том месте, где росла когда-то могучая ива, теперь был только пень, но рядом с ним пробивался росток. Зуд под сердцем подсказал, что этому ростку надо помочь. Ульяна принялась за дело. Очистила воду, выгнала из-под коряг всех кикимор. Вытащила слежавшийся мусор со дна, чтобы вода могла спокойно течь. Укрепила дерево моста, чтобы опоры не гнили. Договорилась с лешим, чтобы звери ходили на водопой выше по течению, подальше от ростка. Хозяин леса смотрел на неё с удивлением, но помочь помог. На вопрос, что его так удивило, проскрипел: «Надо же, берегиней заделалась. Не ожидал Большая редкость – русалка с доброй душой». А потом развернулся и побрёл в чащу.

  Росток постепенно крепчал. Он радостно тянул ветки к солнцу. Вокруг него до самой деревни и даже чуть дальше росли самые лучшие цветы во всём лесу. Ульяна очень старалась украсить это место. Зуд под сердцем стал чем-то другим. Большим и всеобъемлющим чувством. Любовью.

  По просёлку иногда проезжали вонючие повозки. Ни одна из них не остановилась, хотя Ульяна и не пряталась. Они противно гудели и виляли по дороге. В глазах возниц Ульяна обычно видела страх и удивление.

  Однажды ночью перед мостом остановилась повозка. Из неё вышел кто-то. Тот, кто также искал, бесконечно и одиноко, не понимая, что ищет и зачем.

  Ульяна хихикнула. От радости и тихого счастья. Наконец-то она сможет поделиться любовью не только с цветами и деревьями. А он сможет поделиться с ней. Потому что настоящая любовь может быть только взаимной.

  Она тихонько проскользнула на заднее сиденье повозки и удобно свернулась там калачиком.

  Светало. Солнце готовилось откинуть одеяло предрассветных туч и подняться над лесом. Старая машина, урча мотором, преодолевала многочисленные спуски и подъёмы. Андрей то и дело косился в зеркальце. На заднем сиденьи сидела простоволосая девушка в старомодном сарафане. Она молчала. Молчал и Андрей. Боялся спугнуть момент и всё испортить. Боялся, что его сердце ошибается, когда упрямо шепчет, что это наконец случилось. Он нашёл и его нашли. Он смотрел в её глаза и ему казалось, что они знакомы всю жизнь. Может быть даже – не одну.

  – Андрей, – сказал Андрей.

  Надо же с чего-то начинать.

   – Ульяна, – улыбнулась Ульяна.