Я снова откинула голову в удивительно удобную выемку. Вздохнула медленно и глубоко, закрывая глаза. Но снова открыла, когда надо мной нависла тень, загораживая сияние под сводом зала. Хилберт стоял у изголовья, склоняясь ко мне. Его перевёрнутое лицо казалось незнакомым и чуть жутковатым. Он взял мою правую руку и точным движением неглубоко разрезал ладонь – я еле удержала всхлип. А после без колебаний махнул лезвием и по своей. Окунул её в темный источник и вынул.
– Доверьтесь мне, – шепнул, вновь нависая надо мной.
Рассматривая его, словно в головоломке пытаясь отыскать каждую знакомую черту, я опустила ладони в источники. Прохладная и тёплая вода обволокла их, заколол слегка порез, с каждым мигом всё сильнее. А перед глазами заскакали светящиеся крупинки – и Хилберта я почти перестала видеть.
Но зато почувствовала сполна, когда он накрыл мои губы своими, пронизал волосы у висков кончиками пальцев. Его поцелуй становился всё глубже, ненасытнее. Казалось, вот-вот, и он начнёт сдирать с меня одежду. И я, совершенно потеряв разум, толкалась в его горячий рот языком, будто и правда хотела войти и открыть его, слиться с ним, отыскав в его душе и теле каждую выемку, предназначенную мне, и заполнить собой. Укрепиться в нём и помочь отыскать силы, будто бы скрытые в тяжёлых сундуках – до поры.
Но вдруг йонкер оттолкнул меня, словно ему стало противно. И странно – я сделала шаг назад, хоть и не могла, кажется, ведь лежала сейчас на алтаре.
Открыла глаза, поддёргивая неожиданно спущенное с плеч платье вместе с сорочкой. Но не слишком, только слегка прикрывая обнажённую грудь. И оказалось, что стою в неуловимо знакомой комнате, пронизанной светом, который струился в окно сквозь прозрачные занавески. Исписанные тонким узором стены, резная мебель и высокая, но не слишком широкая постель за спиной йонкера – уютная спальня как раз для молодой девицы.
А Хилберт смотрел на меня яростно и зло.
– Вы с ума сошли, мейси? – Он подошёл и быстрым жестом натянул мне платье обратно на плечи. – Чего вы добиваетесь?
– Я знаю, что нравлюсь вам! Что вы хотите…
– Я сам решу, чего хочу. Вы ошиблись в своих догадках. – Хилберт отошёл снова, нервным жестом поправляя распахнутый ворот. – Если вы позвали меня сюда только затем, чтобы привязать к себе компрометирующей выходкой, то всего доброго.
– Отец всё равно прикажет вам жениться на мне! – Я качнулась было вслед за ним, прижимая руки к груди, на которой только что чувствовала прохладу.
Теперь она снова была прикрыта, нарочито ненадёжно. И стыда совсем не было. Пусть смотрит! Пусть всё, что он видел, отпечатается в его памяти и лишит покоя. Другие мужчины желают меня и копят деньги, чтобы отдать матери за право взять в жёны старшую дочь. А он… Я не могла понять, что его не устраивает. Что отталкивает от меня настолько, что он и лишнего мгновения не может побыть рядом.
– После всех ваших выкрутасов, – Хилберт покачал головой, – я не думаю, что послушаю даже приказ отца.
– И пожертвуете Ключом?
– Ключ можно найти и другой. Если понадобится, – безразлично пожал плечами йонкер и направился к двери. – Ваша сестра и то годится на роль жены лучше. Но и без Ключей силы ван Бергов велики.
Не нуждается, значит… Ну что ж.
– Вы пожалеете об этом, – прошипела я, когда он уже взялся за ручку. – За каждый миг пренебрежения мной вы расплатитесь.
– Прекратите брызгать ядом, Паулине, – покачал головой Хилберт. – Вам это не идёт.
Дверь за ним закрылась, а я, ещё несколько мгновений глядя ему вслед, вдруг упала прямо на пол, словно меня подрубили – и тотчас будто окунулась в прозрачное озеро, всё насквозь пронизанное солнечными лучами. Один из них широким лезвием распорол бесконечно глубокое пространство передо мной. Понёсся куда-то за край сознания. И вдруг – преломился, сбился с намеченного пути и рассеялся сияющими бликами вокруг, заиграл, осыпая меня колючими осколками, пока совсем не пропал.
Меня словно узлом скрутило от рассыпавшихся внутри – по всему телу – острых игл, которые застревали в лёгких и как будто в самом сердце.
Я распахнула глаза, хватая ртом воздух, впилась пальцами в стенки углублений, где, погруженные до запястий в воду, ещё лежали мои ладони.
– Паулине… – Хилберт сдавил пальцами мои виски и хлестнул разум плетью недоумения и злости.
– Что произошло? – Я задрала глаза, пытаясь поймать его взгляд.
– Вы поиздеваться надо мной решили?
Йонкер обошёл алтарь и, крепко обхватив меня за талию, сдёрнул с него. Попытался поставить на ноги, но они совсем не держали. А колющая боль по всему телу стала только острее. Я вцепилась пальцами в плечи мужа, но он скинул их, словно не понимал моё состояние. Словно хотел, чтобы я упала, распласталась у его ног.
– В чём я издеваюсь? – От жгучего недоумения резко захотелось плакать.
– Вы заблокировали свою силу. – Хилберт обхватил меня ладонями за шею и чуть встряхнул. Он не спрашивал, а утверждал. – Чтобы я не мог воспользоваться ей? Тот кинжал был предназначен для этого?
Я, наверное, глупо захлопала ресницами. О чём он говорит?
– Я не понимаю… Это не я.
– Всё вы понимаете! Хватит врать! Хватит изворачиваться! – Он говорил всё громче. Каждое его слово кинжалом втыкалось в ещё мутное сознание. – В вашей попытке отыграться и до основания уничтожить меня вы зашли очень далеко. Поздравляю! Убить бы вас. Убить и вылить вашу кровь в Тёмный источник. Чтобы Шад поглотил вашу порочную душу.
– Хилберт, послушайте. – Я вцепилась в его запястья, но он отшатнулся, сбрасывая мои руки, словно их прикосновения жгли его раскалённой сталью. – Это не я. Я не виновата!
– Я не хочу вас слушать. Лучше захлопните свой рот! Иначе я шею вам сверну прямо на этом месте.
– Хилберт!
Он обхватил меня за подбородок и смял щёки пальцами. Казалось, ещё немного усилий – и раздробит мне челюсть.
– Замолчите! – Опустил на губы взгляд, и его лицо исказила гримаса мучения. – Я ведь начал вам верить. Начал думать, что вы поменялись. Но лучше, видно, вообще вас не слушать. Чтобы не отравляли разум. И не смотреть… Чтобы…
Хилберт надавил на нижнюю пульсирующую от прилившей крови губу подушечкой большого пальца, с грубым нажимом скользнул по ней и вдруг сильным толчком заставил меня отшатнуться. Сам повернулся и пошёл прочь.
Я, цепляясь за покинутый алтарь, едва сумела удержаться и не сползти на пол. Приложила ладонь ко лбу, но она была такой горячей, что не давала облегчения. Боже мой… Боже. Что же теперь будет?
