Что было тут же подтверждено охрипшим голосом казака:
— Ты уверен, паря, что сдюжишь? — спросил он у кого-то из самых активных защитников старшины.
И охрип Евсей не от волнения, а потому что провел частичную трансформацию. В принципе все это было чистым перформансом — шатуны знали, что меня трогать не стоит.
А вот я вполне мог поднять градус разговора. Берендей решил, что мне можно хамить, и это нельзя оставлять без реакции:
— Зря вы, Мечислав Дмитриевич, так себя ведете. Вроде не урка, а словами нехорошими бросаетесь. Неразумно это.
Шатун, по-прежнему глядя мне в глаза, настороженно прищурился. Он понимал, что если уж я перешел на «вы», дело пахнет керосином.
— Не знаю, насколько правильный шатун ваш Колкий, — продолжил я давить, — но беду он в общий дом привел лютую.
— Какую беду? — все же перешел к разумным вопросам старшина и вдобавок махнул рукой в сторону зала.
Ропот за моей спиной отдалился и начал стихать.
— Обидел он серьезного человека. Сильно обидел. Смотри, как бы вам теперь не пришлось отдыхать после походов где-то по глухим хуторам бирюков и там же хабар свой сбывать да от жандармов прятаться.
— Пупок развяжется у вашего важного человека нас стращать.
На это я приблизил свое лицо к шатуну и тихо, едва слышно спросил:
— И у судьи тоже?
Во-о-от, пошла работа мысли.
Берендей задумался, и, чтобы подстегнуть его, я добавил:
— Мог бы я для быстроты раздумий твоих сказать, что это за обида, да не знаю, как нам с Евсеем сие знание аукнется, что уж говорить о тебе.
Берендей перевел взгляд на Евсея, который явно оглянулся после моих слов. Судя по тому, что Берендей увидел на лице моего помощника, казака только сейчас посетила мысль о многих печалях — ну тех, которые бродят за многими знаниями.
После этого наконец-то включилась чуйка старого шатуна, не раз спасавшая его во время походов в глубь Топи.
— Игнат Дормидонтович, дашь слово, что это край как важно? — недовольно проворчал он.
— Дам и добавлю, что все намного хуже, чем ты даже можешь себе представить.
Многое со мной случалось за последний год, в том числе в Топинске. Было немало ран и синяков, полученных от тех же шатунов. Но я старался, чтобы мои слова никогда не расходились с делом. Всегда следил за тем, что говорю и что обещаю. И все это делалось для таких вот случаев. Сейчас Берендей смотрел не на слишком наглого юношу, а на Ловца, который и с упырями имел дело, и омского Мясника собственными руками завалил, да и со стригой сходил на свидание, не оставив там лишних частей своего тела, которые совсем даже не лишние.
Я прямо слышал, как в голове шатуна что-то щелкнуло от напряжения.
— Схрон у него есть за Зоряновским хутором, — очень тихо сказал Берендей. — А сейчас уходите. Рядом с хутором через час будет ждать паренек один. Ездил он от меня к Колкому за хабаром. Так что проведет.
Да уж, не очень приятная новость. За хутором дядьки Зоряна начинаются уже опасные места. У меня даже морозец по коже пробежался. Вот бы шатун удивился, узнай, что великий истребитель упырей тупо боится соваться даже на окраину Топи.
— Вы пообещали, ваше благородие… — напомнил мне шатун, явно осознав всю серьезность ситуации.
Ох, не о том ты сейчас переживаешь, шатун.
— Обещал, — кивнул я, — и пообещаю еще кое-что. Если Колкий не сам все закрутил, а просто на шальную деньгу позарился, то скрою от пострадавшего участие в деле вашего брата. Но если там одни шатуны засели… могу только замолвить словечко о лично твоей искренней помощи. Остальным будет очень плохо. — Вторую половину своей речи я произнес одними губами.
Берендей кивнул, показывая, что все понял. На этом мы покинули сие негостеприимное общество. Когда шли к выходу, казалось, что спина задымится от злобных взглядов.
Ночной воздух был необычайно свеж и приятен. Не скажу, что в кабаке как-то плохо пахло, но обстановка там накалилась до предела. Порой я сам поражаюсь своим поступкам. Ну вот скажите, откуда такая решительность? Ни Евгений Васильевич Костров, ни тем более Игнаша Силаев смельчаками не были, но в новой компоновке получился временами отчаянный и даже слегка отмороженный индивидуум. Что это — возникновение достойной цели в жизни или понимание того, что смерти как таковой нет, а бессмертная душа — штука совсем не мифическая?
Тряхнув головой, я постарался изгнать оттуда совсем несвоевременные мысли и пошел к паромобилю. Странно, но наш аппарат никто не то что не угнал, но даже не обобрал. Все-таки определенный статус в этом городе я себе заработал.
Путь до Зоряновского хутора занял почти полчаса, и в основном из-за плохой дороги. Вот где пригодились бы мои всепогодные гусеницы. Так нет же, зарекся соваться на болота — и езжу теперь только на обычных колесах. Хорошо хоть не приходится использовать полувелосипедный вариант, что был принят в этом мире, — потратился на создание нормальных, таких, как у внедорожников из родной реальности. Но все равно для местной грязи они не очень-то подходили.
Наконец-то впереди показался хутор, спрятавшийся от опасностей Топи за бревенчатым частоколом. Там жил Зорян, который освоил сразу три профессии — ведьмака, шатуна и бирюка. Управление артефактами он изучил в Тамбовской школе ведунов. Это одно из двух учебных заведений в Империи, которые никак не были связаны с Новгородской энергетической академией, под крылом которой подобных школ с добрый десяток. В том числе школа видоков — альма-матер Игнаши. В общем, дядька был более чем серьезным, и ссориться с ним мне не очень-то хотелось.
Надеюсь, и не придется, но то, что схрон Колкого находится неподалеку от жилища ведьмака, звоночек очень даже нехороший.
На самом хуторе нам делать было нечего, да и не пустят — рядом с Топью свои порядки и свои законы.
Посланец от Берендея прискакал на невзрачной кобылке всего через десять минут после нас. Не спускаясь с седла, довольно юный для своей профессии шатун хмуро кивнул нам и тут же направил свою животинку в сторону от дороги на едва наезженную колею.
Как я и подозревал, мы окончательно застряли метров через сто.
Тихонько свистнув, я привлек внимание юноши и, когда он приблизился, спросил:
— Далеко еще?
— С полверсты, — уверенно ответил наш проводник.
— Ну, это терпимо, — кивнул я и начал снаряжаться.
Евсей тоже не отставал в процессе обвешивания себя убойным железом.
Авантюра, конечно, запредельная, но иного выхода нет. Никого больше к делу привлекать нельзя. Даже нашего проводника я отправлю обратно, как только доберемся, да еще и постращаю для уверенности, что он не увидит ничего лишнего.
Снарядившись, мы с Евсеем бодро двинулись за проводником. Метров триста
