Завершив с помостом, алхимик вернулся к атанору. Печь еще не нагрелась до нужной температуры, поэтому Медин Амаль начал собирать из разных концов зала все, что ему должно было потребоваться для его работы. Несколько больших зеркал, тигли для изготовления голема: формы для головы и тела, для рук и ног. После этого он открыл крышки нескольких ящиков с ингредиентами. Железо, олово, свинец и медь, а также серебро, золото и ртуть были извлечены на свет из своих хранилищ. Что ж, все подготовлено, все собрано, осталось самое главное — процесс…
Медин Амаль был опытным алхимиком, он создавал эссенции чувств и страхов, оживлял неживое и придавал вещам чуждые им свойства. Он был мастером создания амальгам, соединений прочих металлов с ртутью и получения зеркал, продвинулся в трансмутации — науке превращения неблагородных металлов и элементов в благородные, в нумерологии — науке взаимосвязей чисел и материи. Он познал Великое Делание, превратив свинец сперва в золото, а после в эссенцию философии, также известную, как философский камень, который, к сожалению, не оправдал затрат жизненной энергии, времени для его создания и сил, не сумев даже восполнить утраченное. Алхимик давал жизнь, создавая гомункулусов и големов. Он далеко продвинулся по пути истинной науки, но никогда не предполагал, что однажды ему придется соединить все это вместе: и создание амальгамы, и процесс трансмутации, и нумерологические построения, и Великое Делание, и даже создание жизни в неживом. Это казалось настолько невозможным, настолько запредельным, что о таком и подумать было страшно.
Но Медин Амаль вытер вспотевший лоб, бросил последний взгляд на засыпанную сапфирами дорожку, ведущую на магический помост, на прорезающую ее алую нить рубинов, будто бы прося у драгоценных камней благословения, и принялся за работу.
(Продолжение следует)
