«Доверие к тебе и другие ошибки»
Николь Уильямс
Книга вне серий
переводчик и редактор — Лена Меренкова
русификатор обложки — Лена Меренкова
оформление — Лена Меренкова и Наталия Павлова
перевод выполнен для группы https://vk.com/beautiful_translation
Аннотация:
Для Финикс нет ничего хуже летней поездки с семьей в лагерь. Родители ссорились на протяжении двух последних лет. И они решили, что, если привезти Финикс и ее младшего брата Гарри в какую–то лачугу, станет лучше?
При этом Финикс столкнулась с Кэлламом – главным вожатым, милым, но очень упрямым парнем. Его переменчивое отношение к ней мешает разгадать его, мешает довериться ему. Но Финикс все равно влечет к Кэлламу. И он обещает ей незабываемое лето. Но может ли она доверять ему? Или это очередная ошибка?
Для всех, кто когда–либо восставал из пепла, даже сгорев дотла.
ОДИН
В тысячный раз я заерзала на заднем сидении, пытаясь устроиться удобнее, но стоило догадаться: ничего этим летом не будет комфортным, даже кожаное кресло, которое обещало быть уютным и превратить любую дорогу в поездку мечты, как говорил мой отец, ничего не изменило.
После почти шести часов мучений на заднем сидении я могла с уверенностью сказать, что понятия мечта и кошмар у него пересекались.
Поток холодного воздуха кондиционера с переднего сидения наполнил Рендж Ровер семьи Эйнсворс. Там сидели родители, но с таким же успехом они могли находиться на разных полюсах планеты. Хотя все четыреста миль они так и делали.
Я установила подогрев сидения, покрутив регулятор, когда заметила, как мама переключила кондиционер с холодного на ледяной. Она тихо выдохнула, склонив голову к потоку воздуха. У любого другого человека из носа выросли бы сосульки от бьющего по нему ледяному воздуху, но мама махала рукой перед лицом, словно все еще было жарко.
Мои леггинсы и туника не защищали от холода, и я вынула из рюкзака свою толстовку с «North Shore Track&Field». Я надела капюшон и застегнула молнию. Несмотря на свитшот, озноб пронзил меня, пока сидение только нагревалось. Моя мать, может, и родилась на северо–востоке, но я была рождена и воспитана Калифорнией. Я не выходила, когда было ниже 15 градусов, без слоев дополнительной одежды.
– Мы почти на месте, – папа показал на знак у дороги, который я даже при желании не смогла бы разглядеть: он давил на газ со всей силы, еще когда мы отъехали от дома в Санта–Монике. – Все еще листаешь эту брошюру? – папа оглянулся на Гаррисона, моего десятилетнего брата, сидевшего около меня и листавшего брошюру нашего места назначения. Он выучил ее наизусть еще 15 листов назад.
Гаррисон или Гарри, как я называла его, несмотря на мамины возражения, что это имя слишком «обычное», поправил очки на носу.
– Фехтование – это когда люди в странных масках танцуют вокруг друг друга, да? – спросил Гарри.
– Точно. Так сражались на мечах в средние века. Но затупленным мечом не так легко ранить или изуродовать противника.
Он снова оглянулся на Гарри, и меня обеспокоило, что на опасном повороте он гнал почти пятьдесят миль в час.
– Как круто! – Гарри вынул розовый фломастер из бокового кармана и подчеркнул неожиданно ровной линией слово «фехтование» под списком активностей в брошюре. Он подчеркнул почти все в списке из нескольких десятков активностей. Все, кроме плетения корзин, папье–маше и украшения тортов было выделено разными цветами, зависящими от степени интереса Гарри.
У него было объяснение всему. Желтый цвет означал заинтересованность, зеленый – крайнюю заинтересованность. Оранжевый значил, что ради этого он даже поспит в палатке, ну, а розовый – что он пожертвовал бы щенками ради этого. Для ребенка, жизнь которого состояла из учебников, уроков музыки и компьютера, это было необыкновенное приключение, почти такого же масштаба, как выигрыш полета на Луну в лотерею.
А что же я? Для девочки–подростка, планировавшей провести ее последнее официальное лето на пляже, весь день играя в волейбол, а ночи проводя у костра, перед отправлением осенью в колледж, это было сродни пожизненному заключению в максимально охраняемой тюрьме, где надзирателями были ее родители, а тюремной камерой – убогая лачуга непонятно где.
Я хотела провести лето перед учебой в дурацком лагере в Флагстафе, Аризоне так же сильно, как быть запертой в той комнате с моим бывшим парнем, где я застала его с бывшей подругой на вечеринке пару дней назад. Китс – мой бывший парень, а теперь мудак – свалил всё на то, что перебрал текилы той ночью. Я же свалила все на его постоянный недостаток самоконтроля.
Кто бы ни был прав, исход был один. Мы расстались. До свидания. Скатертью дорога.
Это было моей мантрой, хотя моя уверенность иногда и отступала.
– Класс, класс, класс, – говорил Гарри, продолжая жадно листать брошюру.
– Гаррисон, пожалуйста, перестань вести себя так, будто прослушиваешься в рэп–клип.
Глаза моей мамы были закрыты, словно поездка уже подходила к концу. Сейчас она уже массировала виски, что говорило о надвигающейся головной боли. Она мучила ее с тех пор, как я себя помню. Мама связывала это с калифорнийским солнцем и ее неподготовленностью к такой жаре, хоть она прожила там двадцать лет. Со временем головные боли участились. И солнце уже не в чем было винить.
– Прости, мам.
Подчеркнув розовым слово фехтование, Гарри добавил пару восклицательных знаков по обе стороны слова.
– Фехтование одновременно вдохновляет как морально, так и физически.
Гарри улыбнулся маме, но она не заметила.
Он был ее копией, ее тенью на протяжении первых пяти лет его жизни и, по словам мамы, воплощением всех ее желаний. Я же всегда была очень похожа на отца, и раньше мне нравилось, что вся энергия и амбиции достались мне от него.
Но теперь я этого не чувствовала.
– Так что? Можно мне? – Гарри перевернул последнюю страницу брошюры.
Мама подвинулась на своем сидении так, чтобы можно было видеть нас, и открыла глаза.
Гарри был внешне очень похож на маму: светлая кожа, темные волосы, худощавая фигура. Все говорили, что у меня ее глаза. Сначала я гордилась этим, но теперь все изменилось. Женщина, которая была моей матерью, казалось, исчезла, и
