Девушка покосилась на полностью обнажённого парня, крепко спящего на второй половине кровати – его рука при этом покоилась на той части кровати, где сидела сама воровка, что свидетельствовало о собственнических замашках капитана. Она благодушно поделилась с ним кусочком своей простыни, прикрыв его филейную часть.
«Главное, чтоб сейчас не перевернулся…ладно ещё ягодицы…но вот к разглядыванию обратной стороны медали я точно не готова…» — девушка принялась укачивать себя, обхватив руками собственные колени – то, что они провели ночь вместе, было ясно, как день, но ей отчаянно хотелось вспомнить подробности…хоть что-нибудь…
Так воровка просидела около двадцати минут, но желаемые отрывки памяти так и не появились, что её безумно огорчило. Девушка вновь обернулась на брюнета – тот, по-прежнему лежал на животе, почти спихнув, подушку на пол.
«Хотелось бы знать, вспомнит ли он, когда проснётся?..» — Нами не смогла сдержать грустной улыбки при виде этого спящего чуда и, пристроившись рядом, прильнула губами к его приоткрытому рту, жадно поймав его вдох. Когда она коснулась его влажного языка, тело просто взорвалось от ощущений, нахлынувших так внезапно, что девушка даже не поняла, когда успела так сильно прижаться к нему. Воровка немного увеличила расстояние между ними, привыкая к новым ощущениям. Вернее, для разума они были новыми, а вот телу, похоже, любой алкоголь был ни по чём – оно так и тянулось улечься рядом с капитаном, и, желательно, как можно теснее.
Пока девушка разрывалась между желаниями своего тела и гласом разума, твердившего ей прекратить это, Луффи заворочался во сне и, нашарив Нами подле себя, блажённо сгрёб её в свои объятия, так что она оказалась зажатой в тисках его рук и на сей раз никакой простыни между ними не было… Ощущать его всей кожей было необычно…горячо…а ещё непередаваемо приятно… Похоже, подобная близость послужила ключом к недоступным воспоминаниям, потому как они стали постепенно возвращаться откуда-то из подсознания, по мере того, как тепло тела брюнета перетекало в её собственную температуру тела.
Луффи практически не был пьян, когда они покидали банкет. Он уверенно придерживал воровку за талию всю дорогу до дома, которую они проделали на такси – ибо водитель их лимузина также хватил лишку на затянувшемся празднике. Войдя в дом, они рухнули на диван, мечтая о сне, но, уже спустя пять минут, пожаловались друг другу, что спать совершенно расхотелось, причём одновременно. Тогда Луффи предложил ей прогуляться по саду. Они долго бродили, петляя между деревьями, болтая о прошедшем дне и вместе заново переживая последние события, пока случайно не нашли подвесные качели. Похоже, так глубоко в сад не забирался даже их садовник, так что верёвки, на которых те крепились к ветвям старой яблони, сплошь обвивали тонкие гибкие прутья лианы.
Брюнет раскачивал девушку, рассказывая что-то весьма занимательное из своей жизни, а затем внезапно остановил её, положив ладони на ноги воровки. От его прямого взгляда у Нами до сих пор пробегали мурашки по коже – казалось, душа парня забиралась вслед за этим глубоким взглядом, чтобы оставить там полный хаос…Ещё взгляд – и всё вновь приходило в размеренное течение порядка, взгляд – и снова это почти невыносимое полное смятение овладевало ею…взгляд…и так до бесконечности…Тогда он сказал, что придумал, что за мечта теперь у него будет главной…он хотел, чтобы Нами осталась с ним, принадлежала только ему, любила только его…Он повторял это, как заклинание, уткнувшись своим лбом в её и, зажмурившись совсем как на свой день рождения жмурится ребёнок, всей душой веря, что желание его обязательно исполнится, только бы ни одной свечки не пропустить… Нами не могла сопротивляться силе этого заклинания и очень скоро его голодные губы нашли её…А дальше всё закрутилось гораздо быстрее, чем на качелях в саду…Девушка помнила, как помогала парню, обжигавшему дыханием кожу её оголённой шеи, избавиться от лишней и такой ненужной одежды, а потом и он занялся её вещами, стягивая их нарочито медленно, так если бы он хотел отчётливо запомнить каждый миллиметр шелковистой кожи, открывавшейся его взору… Одежда была лишь незначительным препятствием в их желании по-настоящему почувствовать близость друг друга, и когда, они избавились от неё, то утонули в страсти, поглотившей обоих с такой силой, что их стоны наслаждения сменились ровным дыханием сна лишь, когда начало светать…
Нами лежала, покрывшись испариной, абсолютно обезоруженная набросившимися на неё такими яркими и живыми воспоминаниями, что казалось, будто сейчас она протянет руку к его щеке и всё повторится…Девушка зажмурилась: «Нет. Нельзя этого делать! Я пообещала себе, что буду жить, как хочу, а жизнь в четырёх стенах без странствий и приключений, без моей привычной работы вряд ли можно будет назвать исполнением моей мечты…» — воровка осторожно выбралась из-под своего парня, стараясь ненароком не разбудить – хотя, она зря тревожилась – поскольку все накама наперебой твердили, что Мугивару и паяльником над ухом фиг разбудишь, пока сам не захочет встать…единственное средство, которое действовало безотказно – мясо во всех его ипостасях…Девушка усмехнулась тёплым воспоминаниям.
-Мне будет не хватать тебя, мой капитан, прости, что не исполню ту твою мечту… — Кошка Воровка ещё раз коснулась его губ лёгким поцелуем и, собравшись, покинула дом Мугивары. Свой байк она нашла припаркованным в подземном гараже, причём был он в состоянии куда более идеальном, чем то, в котором ей его продали в магазине – а ведь он с нуля брала. Нами не могла не узнать работу Усоппа и Френки — филигранно, как и всегда. Следом за ними вспомнились и остальные члены команды, ставшие для неё второй семьёй.
Воровка любовно погладила глянцевую панель своего верного железного коня:— По вам, ребята, я тоже буду скучать, — девушка повернула ключ зажигания и байк, издав рык двигателя, умчал её по дороге в направлении выезда из города. Но, чем дальше байк уносил её от Мугивар, тем больше росло желание повернуть обратно. Её тянуло продолжить свои путешествия, оседлая однообразная жизнь была
