— Ну а это еще зачем? — угрюмо полюбопытствовал Нагорин.
Пинегин поднял спокойные глаза.
— Я думаю, что мгновенного изменения метрики пространства в скалярном ТФ-поле сверхоборотень не выдержит.
— И ты надеешься, что под угрозой уничтожения оборотень сразу пойдет на контакт?
— Нет. — Пинегин подал знак Диего, подождал, пока тот вылезет из кабины, и продолжал: — Просто вероятна ситуация, когда, кроме уничтожения, у нас не будет выбора. У меня нет причин сомневаться в информации «серого призрака»… то есть Сеятеля. С некоторых пор я уверен, что мы недооцениваем сверхоборотня, его возможности и потенциал. А все эти явления, которые улавливают приборы — рост массы, энергии, плотности излучений и так далее, — суть явления одного порядка: спора пробуждается от спячки.
В молчании танк объехал глыбу сверхоборотня, минуя скопления универсальных роботов, и направился к входу в подземное убежище основного центра управления полигоном.
— Еще раз убеждаюсь, что безопасники проницательнее, чем можно подумать, — грустно пошутил Нагорин, заворочавшись в кресле. — Мы пришли к такому же мнению — спора Конструктора оживает. Просто у нас еще мало точных доказательств, поэтому и не доводим имеющуюся информацию до всеобщего сведения. Но, Петр, ведь это должно быть грандиозное явление! Сколько нового может почерпнуть земная наука в результате рождения суперинтеллекта на наших глазах? И кстати, под нашим контролем.
— Не заблуждайтесь, — пробурчал Пинегин. — Еще неизвестно, кто находится под контролем — мы или сверхоборотень. Вас интересует только, что мы можем найти, и совсем не заботит, что можем потерять. А вы представляете себе, какая нужна мощь, чтобы экспериментировать в масштабе Галактики?! Да ведь Конструктор, родившись, раздавит не только Марс, но и всю Солнечную систему и даже не заметит! Что для него планеты? Мелкие «камешки» под ногами, не более. Он же Звездный Конструктор!
— Ну, это ты хватил, Петр, дружище, — укоризненно проговорил Сергиенко. — Я бы не стал оперировать такими масштабами, выбивая у Земплана средства на строительство стационарного ТФ-эмиттера.
Все засмеялись, только Пинегин молчал, напряженно вглядываясь в исполинское черное яйцо сверхоборотня, заслонившее половину небосклона.
Часть 3
ДУРМАН НЕИЗВЕСТНОСТИ
Пейзаж
Грехов сел в предложенное кресло и бегло оглядел зал Центра управления полигоном. Пейзаж, отражаемый громадным виомом, был необычен: мерцающее в свете Фобоса поле и жуткая черная — чернее неба — гора сверхоборотня.
— Удивлен? — спросил Грехов, перехватывая взгляд Диего Вирта. Лицо пограничника было непроницаемо, но Габриэль безошибочно читал во взгляде друга интерес и надежду. Надежду на его возвращение в отряд спасателей. Что ж, не надо будет ни оправдываться, ни произносить высоких слов — призвание, долг, любовь, — которые живут в душе у каждого, но повергают в смущение, стоит их только произнести. Труднее всего бывает понять поступки близкого человека, но Полина поняла, поймет и Диего. Хотя он-то, наверное, не только понимал — знал, что Габриэль Грехов вернется.
— Нет, — помедлив, сказал Диего. — Хотя не ждал так скоро.
Грехов улыбнулся.
— Полгода — это скоро? А ведь сначала я действительно отдыхал, чувствовал себя заново родившимся… Но потом был твой визит, и Тартар, и «серый призрак»… Встряска была такой, что Полина созвала консилиум невропатологов. Неприятная, скажу я тебе, штука — гипнолечение, не верь рекламе. Однако я вытерпел все.
— Понятно. — Диего внешне оставался бесстрастным и спокойным, таким, каким его знали всегда. Но в душе… в душе он сознавал, как дорог ему Габриэль — он стал частицей сознания, частицей его «я», и не будь этой частицы, Диего знал: его собственная жизнь была бы неполноценной. Точно так же, как стала она неполноценной после гибели Сташевского. Правда, тут они были равны: Сташевского в равной мере недоставало обоим. Да, встречи их редки, но так ли уж это важно? Память — вот главное, память и тонкий мостик биосвязи, позволяющий чувствовать друг друга даже на громадных расстояниях, то, что когда-то люди назвали экстрасенсорной координацией, или телепатией.
— Понятно, — повторил Диего. — А у нас тут закручивается пружина странных событий. С одной стороны, до сути многих загадочных явлений в сверхоборотне мы докопались, например: научились проникать внутрь него, вводить телезонды, нашли центры его памяти, определили механизм информационного накопления. Ну а с другой стороны — многие глобальные процессы, идущие внутри него, остаются нам неведомы. Тот же загадочный «серый человек»… Мы до сих пор не знаем, кто он. Впрочем, если хочешь знать обо всем подробнее, я дам тебе копию отчета в ВКС. Будут вопросы — поговорим. Через полчаса у меня дежурство, не хочешь пойти со мной?
— Мог бы и не спрашивать, — сказал Грехов. — Патрулирование?
— Не совсем, но смысл тот же, увидишь.
— Я гляжу, работа у вас не прекращается и ночью. — Грехов кивнул на пульты, возле которых царило оживление.
— Нет, отбой в десять, вот и торопятся. Ночью все спят, кроме сверхоборотня. Ну что, пошли?
Сверхоборотень медленно вырастал в размерах — исполинский черный монолит, чудом сохраняющий свою форму эллипсоида вращения под давлением сотен миллионов тонн массы.
— Впечатляет! — пробормотал Грехов, когда танк оказался накрытым ощутимо тяжелой тенью. — Или я отвык от него за полгода?
— Ну нет, — сказал Диего, поворачивая «Мастифф». — Привыкнуть к нему невозможно. И дело даже не в масштабах, подумаешь — гора высотой в километр, мы сами строим сооружения в десятки раз большие! Нет, проблема глубже, все время думаем о мощи самого Конструктора; мы знаем, что она должна быть колоссальной, но какой? Какой?! И нас тянет к нему не только как исследователей, но и психологически — хочется с ним сравниться, доказать, что мы не пигмеи, не разумная протоплазма, мы — гиганты по духу!
— Может быть, — тихо проговорил Грехов. — Гиганты по духу и тем равны… Возвышенное и земное — удел человека, и оторваться от Земли, от антропоцентристского взгляда на вещи, от опыта человеческой культуры ты не сможешь, как бы ни хотел. И мысль, которая движет тобой, — это мысль идти вперед во имя всего человечества и во имя каждого человека в отдельности. А у него? Во имя чего жили Конструкторы? Во имя чего будет жить один из них, родившись в эпоху, в которой он будет одинок?
«Мастифф» медленно пересек границу тени и остановился у странной машины, напоминающей тяжелый старинный танк, только вместо пушки у него выдавалась вперед ферма с конструкцией, издали очень похожей на хищную морду. Машина достигала двадцати метров в высоту и метров пятьдесят в длину. От нее веяло угрозой и мощью. И все же она выглядела ничтожной рядом с километровым «орехом» сверхоборотня.
Диего долго молчал,