У Ходжсона нет осмысления зла: оно слишком быстро, слишком неожиданно вторгается в человеческую жизнь, и у героя нет ни времени, ни сил (духовных ли, физических ли) осмыслить это, дай бог выдержать натиск и остаться в живых. И герой Ходжсона, как герой готического романа, обречен: «… смерть, притаившись, ожидает его посреди жизни: и ничто человеческое — ни силы рассудка, ни упорство добродетели — не может защитить его от неведомой и коварной судьбы». [62]
Примечательно, что герои Ходжсона не молятся, не взывают к высшим силам с просьбой о защите (лишь несколько раз обращаются к Господу в «Путешествие шлюпок с „Глен Карриг“» и однажды — в «Доме на краю»). Это выглядит еще более поразительно в сравнении с тем, как ведет себя в драматических обстоятельствах герой Дефо. У этих людей нет веры? она не нужна им? они изверились? Ответов нет — есть реальность. Сталкиваясь с ужасом, герои рассчитывают только на себя самих — или же обреченно ждут конца.
Читать Ходжсона непросто, а для впечатлительных людей на ночь вообще небезопасно. Но это чтение интереснейшее, увлекательнейшее, обладает сильным эмоциональным воздействием на читателя.
Ведь, по сути дела, зло, изображаемое Ходжсоном, есть отражение душевных противоречий человека, его терзаний и метаний, тех бездн, что таит человеческая душа. Одно из главных заслуг Ходжсона в том, что он говорит нам о сущности человеческой психики, о раздвоенности сознания, о невозможности свести все в жизни к линейной оппозиции добра и зла, о неоднозначности и самого человека, и всего, что с ним происходит. Все это помогает нам не просто лучше понять себя, свою душу, но подготовиться к тем драматическим изменениям, которые могут случиться — бог весть когда: завтра? через год? — и с нами.
Потому — повторим слова Вальтера Скотта, обращенные к основоположнику готического романа, Хорэсу Уолполу: «Мы не можем не принести дани нашей признательности тому, кто умеет вызвать в нас столь сильные чувства, как страх и сострадание».[63]
«Дом на краю»
Роман
Перевод осуществлен по изданию: William Hope Hodgson. The House on the Borderland. Panther Book, London, 1969.
Предисловие
Я долго раздумывал над изложенной ниже историей. Снова и снова я как издатель испытывал искушение ее «олитературить» (если позволить себе воспользоваться таким несуразным словом). В то же время я верил, что интуиция не подвела меня, побуждая оставить это непритязательное сообщение в том виде, в каком его получил.
А сама рукопись — вообразите, с каким любопытством я просматривал ее, листал ее страницы, когда она была оставлена на мое попечение. Это небольшая, но толстая книжечка, вся, за исключением нескольких последних страниц, заполненная затейливым, но вполне читаемым мелким почерком. Сейчас, когда я пишу, мне снова чудится едва уловимый запах плесени, а пальцы вспоминают мягкие на ощупь, словно чуть липкие страницы, долго пробывшие в сырости.
С некоторым усилием я восстанавливаю свое впечатление от содержания книги — впечатление фантастичности, возникшее уже при беглом просмотре.
В тот же вечер, представьте себе, я, удобно устроившись в кресле, провел наедине с маленькой объемистой книжкой несколько часов. Как переменились мои суждения! Я поверил в написанное. Вознаграждая мое беспристрастное внимание, в сочинении, представлявшемся на первый взгляд фантастическим, обнаружилась убедительная, последовательная система идей, заинтересовавших меня гораздо сильнее, чем сюжетная основа сообщения, или истории — впрочем, должен признаться, я, скорее, склонен считать рукопись сообщением. Я открыл большую историю в меньшей — и в этом нет парадокса.
Во время чтения я проникал сквозь завесу невозможного, застилающую разум, и всматривался в неизведанное, безошибочно проникая в смысл корявых коротких предложений. Эта оборванная на полуслове история, которую жаждал рассказать старый отшельник из рухнувшего дома, оказалась доходчивее моих собственных витиеватых оборотов и сложных фраз.
Мало что можно сказать о простом, не очень складном сообщении, в котором излагаются странные таинственные события. Оно перед вами. Но сокровенную историю каждый читатель должен открыть для себя самостоятельно, в соответствии со своими возможностями и желанием. И даже если кто-то не разглядит — как я вижу сейчас — едва намеченных фрагментов того, что принято именовать раем и адом, все равно могу поручиться, что и при простом, буквальном, прочтении этой истории он, бесспорно, испытает захватывающие ощущения.
Напоследок не могу не сказать еще об одном впечатлении. Я вижу в сюжете о небесных телах
