Джек мигнул только тогда, когда раздался визг, и началось паническое бегство через двери испуганных покупателей. Он не почувствовал, как кофе обожгло его ногу, когда лопнула кружка. Он не видел шесть жёлтых воздушных шаров, улетающих в синее небо. Он просто почувствовал отчаяние отца, которому нужно добраться до своей дочери. Немедленно.
Если бы кто-то пролетал над торговым центром в тот момент, они бы стали свидетелями странного зрелища: масса людей барахталась, толкалась и боролась, чтобы выйти из здания, и только один человек барахтался, расталкивал и боролся не на жизнь, а на смерть, чтобы попасть внутрь.
Это было больше убеждение, чем сила, которая пронесла Джека сквозь толпу. Внутри был абсолютный хаос. Выстрелы застали врасплох весь торговый центр. Брошенная обувь, сумки с покупками и разлитые напитки были повсюду. Корзина с воздушными шарами стояла покинутая, но не повреждённая, смайлики и диснеевские принцессы с открытыми ртами, словно застывшими на их игрушечных лицах в выражении ужаса. Джек не остановился, чтобы посмотреть налево или направо. Он не заботился о том, чтобы отличить друга от врага. Он проскочил мимо кафе, мимо недоеденных миндальных круасанов и раздавленного печенья, мимо криков о помощи с одной-единственной целью. Он должен был спуститься вниз, в концертный зал.
«Садись в первом ряду, так, чтобы я могла найти тебя, хорошо?»
«Я знаю, что делать, Лили. Разве я подводил тебя когда-нибудь?»
Он был почти на эскалаторе, когда малыш, идя в противоположную сторону, остановился перед ним. Мальчик был потерян и плакал, находясь в состоянии изнеможения. Джек едва мог разобрать его слабое хныканье за стуком своего сердца. Мгновение они стояли там, маленький мальчик с лицом, раскрашенным как у Бэтмена, — цвета были смазаны из-за слёз, и человек, который на долю секунды разрывался между необходимостью доставить его в безопасное место и добраться до своей собственной дочери.
Потом Джек отошёл в сторону. Он был уверен, что всегда будет помнить лицо малыша, ожидающее выражение в его больших круглых глазах, соску, прикрепленную к его рубашке. Когда он загнал стыд в тёмную часть своей души, кто-то начал кричать.
— Иса! Иса!
От того, как мальчик развернулся на голос женщины, она, очевидно, была тем человеком, которого он искал.
Джек вздохнул с облегчением и повернул к эскалатору.
— Мистер! Стойте. Пожалуйста. Заклинаю вас! Заберите моего сына отсюда.
Она лежала на полу примерно в десяти футах от Джека, рядом с коляской, которая опрокинулась, зажав её лодыжку. Ей было больно. И она была беременна.
— Пожалуйста, заберите его отсюда, — умоляла она.
Люди продолжали покидать торговый центр, перепуганные хаотичными движениями, но из всех людей она просила о помощи именно Джека. Возможно, потому, что Джек был единственным человеком, который услышал её. Может быть, потому, что он остановился на достаточно долгое мгновение, чтобы заметить плачущего мальчика в эпицентре хаоса. Она не заботилась о своей собственной безопасности, не просила о себе. И в этом они были едины. Они оба просто хотели вытащить своих детей отсюда.
Джек почувствовал, как скользит ремень эскалатора под его рукой, когда он стоял на вершине лестницы.
«Спускайся. Нет. Помоги им».
— Я сожалею, — сказал он.
Каждая секунда, потраченная впустую, была секундой, отделяющей его от Лили.
Он должен был отвести глаза, но заметил момент, когда мальчик обнял свою мать, расслабление его маленького тела, облегчение от того, что он нашёл её, вера в то, что всё будет в порядке — в полном контрасте от абсолютного опустошения и беспомощности в её глазах.
Чёрт.
Поэтому Джек сделал самую трудную, храбрую и бескорыстную вещь в своей жизни. Он вернулся. Схватил мальчика одной рукой, поддерживая его мать другой, и вывел их за двери. В его состоянии, когда в крови было много адреналина, это не заняло больше минуты. Но это была слишком долгая минута.
Когда он повернулся, чтобы вернуться, взрыв сотряс торговый центр, сбивая его с ног и опрокидывая с лестницы. Стеклянная панель упала на него, погребая под собой. Куски стали и бетона посыпались на стоянку, разбивая лобовые стекла и фары. Пронзительный вой полицейских машин и карет скорой помощи смешался с непрекращающимся рёвом автомобильных сигнализаций. Но те, кто пострадал, оставались устрашающе молчаливыми, некоторые навсегда.
Джек шевелился и боролся в темноте, угрожающей поглотить его. Он должен был что-то делать. Где-то быть. Он сфокусировался на едком дыме, который заполнил его лёгкие — остром, горьком и чёрном, как и понимание, которое ударило его, когда он открыл глаза.
«Лили. О, Боже. Я подвёл тебя».
Когда мир рухнул на колени перед ним, стены были разрушены, крыша снесена, следы крови и осколки повсюду — Джек почувствовал, как его разорвали на две части. Джек-до, который любил чёрный кофе, голубое небо, вождение в городе с открытыми окнами, и Джек-после, чья дочь со сладкой улыбкой и хвостиком, как сладкая вата, плавала перед ним в жарком, тревожном пламени полудня.
— Как я выгляжу?
— Прекрасно, как всегда.
В тот момент, когда Джек изо всех сил пытался поднять вес, который придавил его, он знал. Он знал, что не было никакой возможности избавиться от этой тяжести, снова подняться на ноги. И поэтому он, словно измученная от погони антилопа, которая от безысходности подставляет свою глотку льву, прикрыл глаза с легким трепетом ресниц и позволил покрову всепоглощающей тьмы, что сеяла оцепенение, поглотить себя.
ПРОЛОГ
Родел
«Это самый счастливый день в моей жизни», — подумала Родел Харрис Эмерсон, поставив свою подпись в отмеченном месте.
Люди полагали, что это было мужское имя, пока не встретились с ней. Это случилось два года назад, когда она подала заявку на должность учителя в Бертон-на-воде, и повторилось опять, когда она обменивалась сообщениями с агентом по недвижимости, чтобы увидеть собственность, которую покупала сейчас в той же великолепной деревне, ласково называемой Котсуолдовской Венецией, в английской сельской местности (Прим. Бертон-на-воде — это городок и административный участок графства Глостершир, Англия, который лежит на плоской равнине).
— Поздравляю! — Энди посмотрел контракт и улыбнулся. — Ваш первый дом.
— Спасибо, — ответила она.
Он понятия не имел. Это был не просто дом, это была мечта, которая преследовала её всю жизнь. И сейчас, в двадцать четыре года у неё, наконец, есть якорь, своего рода стабильность, чего ей не хватало, пока она росла в семье, которая все время переезжала туда, куда ехал работать её отец. Это была хорошая работа, такая, которая предоставила им роскошь познакомиться с различными культурами,
