— Вот, — я подняла его и отдала Джеку. — Шоколад делает всё лучше. — Это были слова Гомы, и на секунду она была там, стоящая над нами, сильная и стойкая, как сучковатое, старое дерево, смотрящее за могилами за усадьбой.
— Расплавленный шоколад, — он долго держал его на ладони. — Любимый Лили, — казалось, он был глубоко в своих мыслях, когда вытащил его из липкой обертки. — Я слышу тебя, девочка, — это был едва слышный шёпот, но его голос окреп, когда он сказал это. Казалось, понемногу его тело наполнялось новым дыханием. — Я слышу тебя. Громче, чем всё дерьмо в моей голове. Громче, чем всё, что меня пугает. — Он сломал квадрат шоколада пополам и засунул его в рот. Джек закрыл глаза и смаковал его вкус, как будто это было какое-то сладкое воспоминание. — Я не забыл, насколько ты была храброй, когда танцевала перед всеми этими людьми. Я потерял тебя, мой милый ангел, но я не оставлю этих детей. Мне нужно противостоять своим собственным демонам. Мне нужно перестать чувствовать, что я подвёл тебя. Боже, Лили. Где бы ты ни была. Папочка так скучает по тебе. Так… так сильно. — Его голос надтреснул, и он закрыл глаза в молчаливом уважении. Когда он поднял глаза, они сверкали, как алмазные голубые точки ясности в прозрачных вуалях тумана, которые крутились вокруг нас.
Он протянул мне вторую половину шоколада и улыбнулся.
— Гома знает, о чём говорит. Шоколад делает всё лучше.
Наши пальцы соприкоснулись, когда я взяла конфету из его рук. Я не могла ничего сделать с тревожными звоночками у меня в голове. Я могла видеть приближение опасности, её блестящий край был покрыт туманом. И хотя я начала это, сидя в пабе за многие мили отсюда, наблюдая, как ужасные изображения вспыхивают на экране, я хотела, чтобы Джек ушёл. Как я могла знать, что, пытаясь что-то сделать для моей сестры, я, в конечном итоге, поставлю человека, которого люблю, в опасную ситуацию?
Глава 17
К тому времени, когда я закончила ухаживать за детьми, уже наступила ночь. Я убрала аптечку и плюхнулась рядом с Джеком.
— С ними всё в порядке? — спросил он. Но его глаза тоже беспокоили меня. Мы соскальзывали в эти моменты и возвращались назад всю вторую половину дня, когда всё меркло, и мы были вдвоём, несмотря на хаос вокруг нас — дети, крупный рогатый скот, трио мужчин-Масаев.
— Они выжившие, — ответила я, впитывая приятные ощущения от его близости.
Дети прошли долгий путь. Они были голодными, больными и измученными. У них были рваные раны от того, что их связывали кабелем. У тех, кто сопротивлялся, было больше повреждений — синяки, растяжения и даже хуже. Они позволяли мне склоняться над их ранами, некоторые — с отстранёнными взглядами, другие — с гневом, страхом, смятением, благодарностью.
— Что случилось? — спросила я, когда Джек отшвырнул свой телефон.
— Я хотел связаться с Бахати. Попросить его собрать несколько водителей, которым можно доверять, по дороге сюда. Мы не сможем посадить всех этих детей в его джип. Но моя батарейка разрядилась.
— Мы что-нибудь придумаем, когда он придет сюда. Ты сказал Олонане, что он едет?
Олонана знал, что нам пришлось бросить машину Джека, но он не стал вдаваться в подробности. Он выполнил свою часть, и, по его мнению, мы должны разобраться с остальным.
— Если Олонана узнает, что Бахати едет через землю Масаев, чтобы забрать нас, он не обрадуется. Он собирается уйти на рассвете. Бахати не сможет приехать сюда раньше. Нет никакого смысла всё баламутить.
Вождь и его воины предложили одну из своих коров, чтобы накормить детей. Они жарили куски мяса, насаженные на длинные палки, которые они воткнули в землю под углом к огню. Большинство детей поели. Младшие спали в палатке, а старшие дети растянулись у костра, на кусках коровьей кожи, которые были у Масаев.
— Что такое? — спросила я, когда я заметила, что Джек смотрит на меня.
— Мне нравится смотреть на тебя в свете огня. То, как твоя кожа светится, как твои глаза танцуют, как твои волосы оживают. — Он притянул меня в кольцо своих рук и накрыл нас одеялом. — Первым разом была та ночь, когда мы остановились у кратера. Танцуя с тобой вокруг костра, я думал, что ты самое прелестное создание, которое я когда-либо видел. Это был первый раз, когда я обратил внимание на что-нибудь или кого-нибудь после Лили. Я чувствовал себя так, как будто меня ударили под дых.
Когда он заговорил, по мне распространилось тёпло. Это было похоже на то, как быть завернутым в плащ из невидимого тепла.
— Это когда ты решил строить из себя крутого? — я ткнула его локтем.
— Неважно, что я решил или какой путь выбрал. Нельзя отрицать то, что происходит между нами. — Он переместился, чтобы я могла положить голову ему на плечо. — Отдохни немного, сладкая. Ты, должно быть, устала.
Мы смотрели на чернильно-чёрные равнины вокруг нас. Вдалеке раздался свисток поезда, за которым последовало чух-чух-чух его двигателя, а затем воцарилась необъятная, глубокая тишина. Такая, которая приличествует океанам, горным вершинам и кратерам луны.
— Как думаешь, мужчины в том фургоне вернутся назад или поедут дальше? — спросила я.
— Я почти уверен, что они вернутся, но я не знаю, когда. — Он мягко погладил мои волосы. — Не волнуйся. Утром мы что-нибудь придумаем.
Треск костра погрузил меня в странный сон. Я летала над кофейными фермами со стаей птенцов голубей. Мы мчались наперегонки со штормом, который назревал на горизонте. Но вдруг налетели облака с кровавым дождём, забрызгивая крылья из слоновой кости. Я закричала, когда они упали с неба. А потом я была на земле, по самые лодыжки в алой грязи, когда что-то острое пронзило мою ногу. Я подняла его и поднесла повыше. Это была покорёженная корона веток и сена.
— Джек! — мои глаза распахнулись, сердце колотилось.
— Джек! — голос Олонаны вторил мне. — Они идут, — он указал на два прожектора вдалеке. Они были слабыми, их было почти невозможно разглядеть, но они оставили отчетливое свечение в темноте.
— Как ты можешь быть уверен, что это они? — Джек поднялся и потянулся за своей винтовкой.
— Это они, — Олонана повернулся к Джеку, его глаза были полны древней мудрости.
— Мы можем одолеть их. Ты, я, два морана, — Джек указал на Салатона и другого воина Масаи. — Сколько их может быть? — он посмотрел через прицел своей винтовки.
— Нет, — ответил Олонана. — Мои люди и я не сражаемся. Парадоксально для племени воинов, но мир — это наш образ жизни. Каждый раз, когда мои люди
