– Так вот оно что, – сказал Алехандро.
– Никогда еще человеческая раса не выказывала такого рвения в уничтожении себе подобных, – произнес Паулус, – никогда еще эльфы не видели битв столь кровавых. Туманы тоже сражаются, и наши умирают миллионами.
– Вначале Элий хотел только смерти людей, – сказал Петрус, – но тот, кто возжелал смерти одного, рано или поздно возжелает смерти всех. Возжелает короноваться смертью, чтобы несколько избранных воцарились над сожженной землей.
– Почему он захотел смерти людей? – спросил Хесус.
– Потому что наши туманы истощаются и он винит в этом зле людей, – ответил эльф.
– Туманы моста? – уточнил Хесус.
– Туманы нашего мира, – ответил Петрус. – Мы мир туманов. Без них нам не выжить.
– Они ваш кислород? – спросил Хесус.
Петрус озадаченно на него воззрился.
– Наш кислород? Нет-нет. Мы дышим тем же воздухом, что и вы. Но мы эльфы. Мы сообщество туманов. – Он провел рукой по лбу. – Вот эту часть мне всегда труднее всего объяснить. Всякий раз забываю про вашу привычку все разделять.
– А может так случиться, что он прав? – спросил Алехандро. – Что именно на нас лежит ответственность за ослабление ваших туманов?
Петрус, Паулус и Маркус переглянулись.
– Мы задавались этим вопросом, – сказал наконец Петрус. – Но даже если так, это не оправдывает войны. Хотя я убежден, что истинная причина в другом.
– А в чем же тогда истинная причина?
Петрус улыбнулся.
– Закат поэзии? – сказал он.
Алехандро тоже улыбнулся. То, что Петрус упомянул поэзию, делало его братом Луиса Альвареса. Время повернуло вспять, и он вновь увидел своего опекуна потягивающим вино у камина.
– Чем больше я старею, тем упорнее ищу внутренний огонь, – говорил ему тот, – и тем чаще нахожу его там, где раньше видел только красоту. Ты молод и полон энтузиазма, твой ум свеж и пылок, но внутренний огонь – это нечто прямо противоположное. Стоит ему нас покинуть, и мы впадаем в трясучку и лихорадку, а когда он вновь овладевает нами, мы превращаемся в спокойное сумрачное озеро темнее ночи и неподвижнее камня. Только тогда в наших молитвах нет лжи.
– Я никогда не молюсь, – сказал Алехандро.
– О, ты молишься, – улыбнулся Луис, – ты молишься всякий раз, когда идешь на кладбище. Люди никогда так не молятся, как в моменты, когда прислушиваются, стараясь уловить голоса своих мертвецов. Но тебе придется молиться еще больше, если ты хочешь воздать должное земле и небу, и ты обязан наделить свои молитвы милосердием поэзии. В этом внутренний огонь – и красота, идущая следом.
В полумраке подвала амароне придавало стаканам темный лаковый блеск, напомнивший Алехандро сумеречное озеро Луиса, и внезапно он отчетливо вспомнил сон, увиденный этой ночью. Он стоял в центре деревянной галереи, глядя на лесистую долину, где лежали туманы, несущие дыхание природы, веяние неуловимой трепещущей жизни. Алехандро долго смотрел на чудесный пейзаж, но мало-помалу им завладевала тревога. В тот момент, когда беспокойство перевесило радость от присутствия в этом месте, он обернулся и в темноте деревянного домика с голыми проемами без стекол заметил женщину. Он не мог разглядеть ее черты, но знал, что она молода, и ему показалось, что она ему улыбается. Тогда он проснулся. Уже много лет ему снилась эта женщина, с тех пор, как он покинул Йепес, чтобы стать военным, но на этот раз, едва проснувшись, он увидел ее лицо, ее бледность и глаза цвета ледника. Сейчас он не мог бы сказать, красива она или уродлива, он помнил только ее молодость, светлые волосы и вдумчивый взгляд. Он подумал, что она ему улыбалась, но она смотрела серьезно, и все его детство было в ее глазах, как и долины Эстремадуры, ее камни, бесплодные пустоши, отроги горы, на которой он жил, суровые зимы и фиолетовые зори.
– Говоря по-простому, – продолжил Петрус, – я думаю, что наши туманы умирают потому, что все рано или поздно умирает. Единственная надежда спасти их – это смириться с тем, что они возродятся в иной форме. Вот к этому и прилагаем все усилия мы, то есть те, кто желает верить, что поэзия вечна. Другого выхода нет. Когда все закончится, мир, каким мы его знаем, будет мертв.
– Как волнующе, – произнес Хесус, – но вы нам так и не ответили, зачем вы пришли.
– Я к тому и веду, – сказал Петрус, не обижаясь, – к тому и веду.
Он допил свой стакан и бросил удрученный взгляд на пустую бутылку. Алехандро встал, снова отправился вглубь подвала и вернулся, бормоча: любопытно, как и в первый раз.
Петрус прочел этикетку и, кажется, растрогался.
Хесус тоже наклонился поближе.
– «Нюи-сен-жорж»[14], – прочел он, – вино из Бургундии.
– Я часто там бывал, – сказал Петрус. – В первый раз совсем молодым.
Воспоминание доставило ему удовольствие, и он улыбнулся сам себе.
– И я вернулся туда ровно двадцать лет назад, как раз после посещения замка де Йепесов. – Он больше не улыбался. – Мы выбрали ваш форт, чтобы поместить в надежное место нашу подопечную, Марию, девушку, о которой мы уже говорили, – ту, которой повинуется снег. Но когда я прибыл, всех ваших только что убили, и я решил спрятать Марию в Бургундии.
– Вы знаете, кто их убил? – спросил Алехандро.
– Пока нет, – ответил Петрус, – но все связано. Мы выбрали вашу крепость убежищем Марии именно в свете череды совпадающих знаков. Помимо иных указующих фактов, случилось так, что, как мы узнали несколько дней назад, первый эльф, перешедший в мир людей, скорее всего, оказался в Йепесе. Больше того, у замка тот же девиз, что и у наших туманов.
– Mantendré siempre[15], – сказал Алехандро.
– Это также и девиз нашего Совета, – добавил Петрус.
– А Мария, какова ее роль? – спросил Хесус.
– Мария? – повторил Петрус, удивленный вопросом. – Она объединяет наши силы.
– Она эльф? – не сдавался Хесус.
Петрус на мгновение заколебался.
– Мы не очень понимаем, что она такое, – ответил он.
Хесус порывался продолжить расспросы, но эльф поднял руку.
– А сейчас, если не возражаете, я готов изложить, чего мы ждем от этой встречи. – Он бросил взгляд на свой стакан. – Помимо этих прелестей, – добавил он. – Разумеется, довольно трудно в двух словах изложить суть войны. Но получилось так, что завтра состоится последняя битва.
Хесус прыснул.
– Таких войн больше не существует, – сказал он. – Это вам не Александр в Гавгамелах[16] и даже не Наполеон в Ваграмах[17]. Последних битв больше не бывает.
– Боюсь, что одна все-таки будет, – возразил Петрус, – и состоится она завтра, а вам отведена в ней определенная роль, если только мы сумеем навести для вас мост.
У него невольно вырвался тихий смешок. Он вдруг показался старым, но взгляд его был еще прекраснее, чем в начале рассказа: серый кремень, инкрустированный серебристыми блестками.
– Пора приветствовать нашу Даму и доверить ей продолжение истории, – сказал он.
Он встал, вместе с ним поднялись и два других эльфа, потом все трое обернулись
